то ли Еврейского антифашистского комитета, то ли обеих организаций сразу. Не разобравшись, вошёл и ахнул: они, оказываются, оба здесь – и Эренбург, и Первомайский. И ещё дюжина представителей культурной общественности.

Эренбург – во главе стола, а Леонид Первомайский – неподалёку от входа, покачивается в кресле-качалке.

Чёрт дёрнул Первомайского, не вставая, протянуть Шолохову руку:

– Здравствуйте, Михаил Александрович!

Шолохов не имел привычки себя вести подобным образом, но здесь его как по глазам ожгло.

– Встать, сволочь! – вдруг закричал он.

Первомайский вскочил (кресло-качалка запрыгало за спиной). Эренбург тоже вскочил. Первомайский, сдвинув ногой кресло, сделал два шага назад: у Шолохова висела на боку кобура. Эренбург – человек, надо сказать, смелый и как военкор проявивший себя замечательно, – напротив, шагнул навстречу Шолохову.

В итоге получилось, что Первомайский оказался за спиной Эренбурга и на Шолохова смотрел из-за его плеча. Остальные сидели за столом, не решаясь двинуться с места.

Эренбург недрогнувшим голосом отчеканил:

– Надеюсь, мы находимся в интеллигентном обществе. Я прошу вас, Михаил Александрович…

Шолохов обвёл взглядом всех присутствующих и вслух неожиданно для себя самого заметил:

– Я ж один среди вас русский… – и, повернувшись к Эренбургу и Первомайскому, закончил: – Борцы за мир? Идите вы все к ебени матери. Я лучше на фронте…

И, саданув дверью, вышел.

Это был скандал.

* * *

Еврейский антифашистский комитет был создан ещё весной 1942-го. Руководил им Лозовский – тот самый, что возглавлял Совинформбюро. В комитет, помимо Эренбурга, входили театральный режиссёр Соломон Михоэлс, поэты Самуил Маршак и Лев Квитко, генералы Яков Крейзер и Арон Кац, академики Лина Штерн и Петр Капица (который, вообще говоря, евреем не был, а происходил из польского дворянского рода) и другие.

Сталин возлагал на комитет серьёзные надежды – и не напрасно: в США вскоре был создан Еврейский совет по оказанию помощи России, а счёт собранных в результате работы комитета денег шёл на миллионы долларов. Работа Эренбурга, как одного из основных организаторов процесса, оценивалась в Кремле очень высоко; не менее ярко он проявил себя в годы войны и как публицист: написанные им статьи и очерки исчислялись десятками и часто становились передовицами центральных газет.

О выходке Шолохова стремительно узнали все: Лозовский, Ортенберг (тоже еврей по национальности), а следом, в тот же вечер, и Сталин.

Около полуночи писателю позвонили. Это был Поскрёбышев:

– Михаил Александрович, что вы там натворили? Завтра вас ждут.

Ночь Шолохов провёл за дружеским столом в «Национале»: заливал ярость. Махнув рукой, успокоился – и не такое переживали.

Утром прибыл.

Поскрёбышев осмотрел Шолохова и пообещал:

– Будет вам сейчас…

Сел дожидаться вызова. 10 утра. 11. Полдень.

Наконец в час Поскрёбышев открыл Шолохову дверь: иди, казак.

Шолохов рассказывал потом: «Вхожу. Вижу, Сталин у стола. Стоит. Руки не подаёт. Глаза безразличные. Молчит».

Не сводя глаз с Шолохова, Сталин спросил почти по слогам:

– Где ваша семья, товарищ Шолохов?

Шолохов и ответить не успел, как раздался стук в дверь. Вошёл человек в генеральских погонах – и передал Сталину листок. Тот прочитал написанное. Сказал генералу: «Можете идти» – и только тогда вновь посмотрел на Шолохова, уже другими глазами.

– Мы знаем, где ваша семья. Вы правильно сделали, что эвакуировали её. Мы попросим товарищей из Казахстана присмотреть за вашей семьёй. В чьём распоряжении вы находитесь?

– Приписан к Сталинградскому фронту. Только что оттуда.

Сталин посмотрел на шолоховскую форму; помолчал.

– Больше не надо горячиться, товарищ Шолохов. Сейчас трудное время. Все силы и все ресурсы мы должны использовать для дела. У нас много разных людей. Они живут по-разному. Думают по-разному. Работают по-разному. Потому что это разные люди. Но они все нам нужны.

Чтобы разрядить обстановку, Сталин высказался про еврейский вопрос шутливо, рассказав одну байку.

– Перед войной, товарищ Шолохов, у меня на даче были два молодых корреспондента. Два таких щупленьких еврейчика. Вошли и стоят посреди моей дачи, где вы тоже были. И один вдруг говорит: «Плохо живёте, товарищ Сталин, мой папа живёт лучше».

Шолохов искренне засмеялся: это и вправду было смешно. Сталин чуть заметно улыбнулся, но сам же сменил тему:

– Думаю, вам всё-таки надо полечиться. Вы нужны партии. Нужны народу. Не стоит отказываться от нашей помощи. У нас хорошие медики. До свидания, товарищ Шолохов. И помните, о чём мы договорились с вами.

…В ноябре Шолохова положили в Кремлёвскую больницу в Москве. Чувствовал он себя действительно ужасно. Позже отчитается в письме Луговому: «Было такое время, когда не только ехать куда-либо, но и писать не мог по запрету профессоров. Чуть не попал в инвалиды, но кое-как выхромался…»

Он пробудет в больнице два месяца и в середине декабря вернётся в Сталинград. Немцы уже сидели в котле, голодая. В те дни Красная армия готовила удар на юго-восток в сторону Нижнего Астахова с выходом на Морозовск. Была поставлена цель: разгромить итальянскую 8-ю армию и немецко-румынские войска, действовавшие от Вёшенской станицы до Нижнечирской.

В ходе наступления, начавшегося утром 16 декабря, советские войска за восемь дней прорвали оборону и продвинулись на двести километров, выйдя в тыл группы армий «Дон». На Среднем Дону было разгромлено 72 дивизии врага.

Потом, в своих мемуарах, сталинградский генерал Василий Чуйков, перечисляя офицеров «литературного полка», вложившихся в ту победу, назовёт четыре имени: Шолохов, Симонов, Сурков, Долматовский. Шолоховское имя будет стоять первым.

22 декабря 1942 года указом Президиума Верховного Совета СССР Шолохов был награждён медалью «За оборону Сталинграда».

* * *

Ещё осенью решением Государственного Комитета Обороны институт военных комиссаров, вносивших путаницу, был ликвидирован: все комиссары получили армейские и флотские звания на ступень или на несколько ступеней ниже. Но избранных вернули к прежним позициям в иерархии.

22 февраля 1943-го – к празднику – вышел приказ наркома обороны СССР по личному составу № 01297/п: «В соответствии с Указом Президиума Верховного Совета Союза ССР от 9 октября 1942 г. и приказом Народного Комиссара Обороны № 307 о присвоении политическому составу Красной Армии командных воинских званий, присвоить военное звание Шолохову Михаилу Александровичу – полковому комиссару – спец. корреспонденту “Красной звезды” – подполковник».

А уже 11 марта – приказ о присвоении Шолохову звания полковника. Фадееву сразу дали полковника, а выше поднимать уже посчитали перебором. Так они сравнялись.

Тогда же, будучи бригадным комиссаром, вместо генеральского звания был аттестован полковником будущий генсек Леонид Брежнев.

Сталинские любимцы – Симонов, Твардовский, Михалков – останутся подполковниками (Симонов получит полковника после войны). Звание подполковника получат также Валентин Катаев, Николай Тихонов, Всеволод Вишневский, Леонид Соболев, Борис Полевой, видный советский поэт Илья Сельвинский. Майорами будут Леонид Леонов и Евгений Долматовский. Чуть позже дослужится до майорского звания Андрей Платонов.

Шолохов вполне осознавал, что это очередной жест своеобразной поддержки со стороны Сталина, который в силу