Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Увы, события развивались совсем не так. Аннетта провела его в дальний угол, где на высоком стуле у барной стойки сидел загорелый молодой человек с шапкой кудрявых волос. Довольно смазливый, хотя и не без вульгарности — в духе курортной рекламы. Аляповатый перстень у него на мизинце заставил Скривенера поежиться. А сама Аннетта… За ужином на террасе отеля она была просто совершенство — держалась безукоризненно, демонстрируя полнейшее savoir-faire[91], и выглядела прелестно, обворожительно, теперь же — теперь в его глазах она как будто сразу утратила класс. Кокетливый смешок, который она издала при виде Альберто — это был, разумеется, он, — показался Скривенеру откровенно пошлым.
— Привет, милый, — проворковала она (словечко «милый» неприятно резануло — что за неприличие!), — а вот и мы. Познакомься, это мистер Роберт Скривенер.
Молодой человек протянул руку, и Скривенер прикоснулся к ней с брезгливым чувством, как к чему-то нечистому.
— Очень приятно, — сказал Альберто, соскальзывая со стула; какое-то время все трое постояли, натянуто улыбаясь.
Скривенер взял на себя роль приглашающего и заказал напитки. Они уселись за столик. Скривенер с горечью осознал собственный изменившийся статус: еще недавно он горделиво любовался своей спутницей, ловя на себе завистливые взгляды других мужчин, теперь же был вынужден играть роль добродушного дядюшки — или, еще того чище, изображать дуэнью при влюбленной парочке. Сознание собственной ущербности усугублялось тем, что пляжный инструктор, судя по всему, чувствовал его состояние и был смущен не меньше его самого. Будь этот малый просто неотесанный наглец, с ним можно было бы и не считаться, но Альберто вел себя сдержанно и даже скромно: в отличие от шумной Аннетты Лимож он сидел молча, не поднимая глаз от своего бокала (кроме пива, он ничего не пил), и только время от времени несмело косился на Скривенера из-под длинных ресниц с почти что виноватым выражением.
Скривенер знал (и оттого, что он знал это, ощущение униженности только обострялось): если бы Аннетта отлучилась на пару минут и оставила их одних, он положил бы на стол перед Альберто купюру в несколько тысяч швейцарских франков, и молодой человек понял бы его без слов. Он встал бы и просто исчез. Путь снова был бы свободен, девушка опять принадлежала бы ему — только ему. Но даже если бы план сработал, ему пришлось бы напрячь все силы, чтобы стереть из памяти события последних двух дней, хотя он пошел бы и на это: такую власть сумела забрать над ним молоденькая продавщица из Цюриха. Скривенер был не настолько слеп, чтобы не понимать: по части внешности он не соперник красавцу Альберто; однако Аннетта Лимож приехала в Женеву к нему, пригласил ее сюда не кто-нибудь, а именно он — писатель, добившийся международной известности, человек, априори достойный внимания прекраснейших на свете женщин… Впрочем, так ли оно на самом деле? Оглядываясь вокруг, он видел, что одиноких женщин в баре нет: при каждой муж или любовник; вероятно, кто-то из мужчин за удовольствие платил, кому-то услуги доставались даром, но по крайней мере в том и в другом случае имела место обоюдная договоренность. А он, Роберт Скривенер, признанный диагност и врачеватель человеческого сердца, вынужден искать расположения какой-то продавщицы, у которой даже не хватило терпения дождаться и обслужить своего покупателя.
— Роберт, я что хочу сказать, — голос Аннетты прервал невеселый ход его мыслей, — если до завтрашней лекции у вас нет никаких срочных дел, мы могли бы все втроем провести день в горах. Вы бы взяли напрокат машину, и мы закатили бы шикарный пикник. Еду нам в ресторане приготовят и упакуют.
Странным образом, похожий план обдумывал сам Скривенер — до пришествия пляжного инструктора. На поездку в горы или прогулку по озеру как раз хватило бы времени между лекцией и утренней встречей со швейцарскими коллегами.
— Боюсь, середина дня у меня занята, — отозвался Скривенер. — Я приглашен на ланч к здешним писателям.
— Какая жалость! — вздохнула Аннетта. — Но вообще-то мы могли бы съездить и без вас. Альберто освобождается в полдень. — Она ласково сжала руку молодого человека — Скривенер невольно вспомнил, как совсем недавно она сжимала его собственную. — Милый, ты ведь не против? Роберт наймет нам машину, и мы чудесно проведем день, а к началу лекции вернемся. И после все вместе поужинаем.
Альберто слегка зарделся и бросил на Скривенера смущенный взгляд.
— Может быть, у мистера Скривенера другие планы… — начал он.
— Не выдумывай! — отмахнулась Аннетта. — Нет у него никаких особых планов, правда, Роберт?
Скривенер вдруг почувствовал раздражение: почему она так фамильярно к нему обращается? Почему все время зовет его просто Роберт? Насколько лучше звучит «мистер Скривенер» — солидно, достойно. Он попытался припомнить, в какой момент сам предложил своей корреспондентке называть его по имени, без церемоний, но припомнить не мог. Слишком много времени прошло, они оба подсознательно привыкли к этой непринужденной, дружеской форме.
— Особых планов у меня действительно нет, но я завишу от организаторов моих лекций. За меня решают они, — объяснил Скривенер.
— Ладно, детали обсудим завтра утром, — сказала Аннетта. — Главное, чтобы все были довольны. Альберто, кстати, еще не читал «Созвездие Быка» и не знает, как потрясающе ваш герой Марк излагает свою жизненную философию. Это мое любимое место! Я завтра же куплю ему книжку, а вы сделаете дарственную надпись — да, Роберт?
— Почту за честь, — откликнулся Скривенер и с щедростью сэра Филипа Сидни[92] заказал пляжному инструктору еще пива.
Между тем тягостный вечер близился к концу. Бар постепенно пустел. Да, думал Скривенер, если бы не насмешница судьба и не Альберто, они с Аннеттой уже давно предавались бы бог знает каким страстным ласкам — неважно, в двадцать седьмом или в пятидесятом номере отеля «Мирабель»…
— Кажется, хозяин заведения ждет не дождется, когда мы наконец уйдем, — заметил Скривенер.
Неразлучная троица поднялась на ноги, Скривенер расплатился, и все направились обратно в гостиницу. Аннетта шла в середине и держала обоих своих спутников под руку.
— Я просто блаженствую, — вздохнула она. — Рядом со мной двое мужчин, самых дорогих мне на свете!
Мужчины ничего не ответили. Может быть, Альберто молчал, терзаемый стыдом, как библейский персонаж, которому враг его мстит добром за зло;