Когда такси остановилось на авеню Клебер возле дома, где она жила, стрелки показывали четвертый час утра. Какое-то время мы еще сидели неподвижно, затем она повернулась ко мне.

— Не хочешь подняться ко мне?

— Да, спасибо, — ответил я пустым голосом. — Поднимусь.

Я расплатился с таксистом, мы вышли из машины, пересекли обсаженный деревьями тротуар, по правую сторону которого тянулась забитая автомобилями стоянка. Мокрая тёмная мостовая чуть поблескивала после позднеянварского дождя, кончившегося несколько минут назад. Под ногами шуршали последние, не успевшие облететь с осени, листья.

Перед ее дверью мы остановились. Она начала копаться в сумочке в поисках ключа. Найдя, протянула его мне. Я раскрыл дверь, и мы вошли. Лифт поднял нас на третий этаж, и тем же самым ключом я открыл дверь ее квартиры.

Когда мы прошли в гостиную, она повернулась ко мне.

— Выпьешь чего-нибудь?

Я кивнул, и она указала мне на маленький переносной бар.

— Найдешь там, что тебе нужно. Я сейчас.

Она прошла в другую комнату, а я налил в стакан бренди. Сделал глоток, сел на кушетку. Что-то пошло не так. Где-то я ошибся. Почти со злостью к самому себе я пытался разобраться, в чем же дело.

В комнату вошла Марлен. Она сменила вечернее платье на пижаму черного бархата: коротенький жакет чуть-чуть не доставал до верхнего края расшитых шелком брюк. При каждом ее движении открывалась соблазнительная полоска мягкой плоти. Черный цвет удивительно шел к ее светлым волосам и голубым скандинавским глазам.

— Ты чудесно выглядишь.

Она не ответила. Развернувшись, тоже плеснула себе в стакан бренди, потянулась им ко мне.

— Твое здоровье.

— Твое здоровье, — отозвался я, и мы сделали по глотку. Опустив бокал, Марлен посмотрела мне прямо в глаза.

— Я нисколько не сержусь, — негромко проговорила она, — но все же скажи, зачем ты мне позвонил?

Я не отводил глаз, но молчал. Теперь я сам бы хотел получить ответ на этот вопрос. Все вдруг представилось мне дурацкой затеей.

— Это вовсе не то, что ты сказал мне по телефону. Я же не ребенок. Когда тобою интересуется мужчина, это сразу становится ясно.

Вот-вот. Я оказался не готов. Может, в своей наивности я рассчитывал встретить ту же испуганную молодую женщину, которая семь лет назад впервые появилась на пороге моего дома в Сан-Тропезе? Теперь она совершенно переменилась. Стала настоящей дамой, прекрасно владевшей собой. И жизнь она знала не хуже меня, если только не лучше.

— Прости, — сказал я запинаясь. У меня кое-какие проблемы, я никак не могу выбросить их из головы.

— Знаю, — ответила Марлен. — Читала в газетах. — Она сделала еще один глоток. — Но дело не только в этом, правда? Ты похож сейчас на человека, которого, как говорят американцы, заставили держать свечку.

— И это тоже есть.

— Я так и подумала. Мне это хорошо известно, я ведь и сама прошла этой дорогой. И ты решил, что лучшее средство — другая женщина, а очутившись в Париже, вспомнил обо мне. — В ее глазах я заметил странную симпатию. — Но это не сработало, а?

— Не сработало.

— И это я знаю. То же самое было со мной, когда уехал Джереми. Я просто не знала, что мне делать, так я была в него влюблена. Мне-то следовало понять еще в самом начале, что наш союз невозможен. Во-первых, из-за его политики, во-вторых, из-за его семьи. Но зато я все время была самой собой. Я — немка, а для некоторых людей война так и не кончилась, да и не кончится никогда.

Марлен возвращалась в своих воспоминаниях в забытые закоулки прошлого.

— Когда я выходила замуж, я была еще совсем ребенком — мне не исполнилось и восемнадцати. Фриц для меня был героем, о котором я всегда мечтала, — высоким, красивым, богатым. Откуда же мне было знать, что он на самом деле из себя представляет. Я ничего не знала о его «мальчиках», о том, что он не может испытать оргазм, не причинив своему партнеру боли. Поэтому, когда появился Джереми, не было ничего удивительного в том, что я сразу влюбилась в него. Он казался таким простым, откровенным, без комплексов И мне сразу же стала понятна моя женская сила, у меня появилась возможность отстаивать свои интересы.

Марлен посмотрела на меня.

— Это звучит странно. Но до тех пор я ничего этого не знала. За свою неудачу с Фрицем я винила только себя. Я, я всему причиной — стучало у меня в голове. Да и сам он так часто говорил об этом.

Несколько мгновений мы просидели в полной неподвижности, а потом Марлен, не говоря ни слова, вновь наполнила наши стаканы. Только снаружи едва слышно доносился неясный шум машин, объезжающих по кругу Триумфальную арку.

— У тебя тоже так было? — спросила она.

— Нет. Но итог был таким же. Марлен смотрела на меня испытующе.

— И она любит тебя?

— Думаю, да.

— Тогда она дура! — решительно заявила Марлен. — Что же она получила взамен, отказавшись прийти к тебе?

— Ты же читаешь газеты. Фамилия ее отца Гуайанос.

— Вот оно что.

— Да, и позвонил я тебе отчасти поэтому. Оружие, которое контрабандой провозится к нам, поступает с бывших заводов фон Куппена в Восточной Германии. Если поставки не прекратятся, в стране начнется война, снова будут гибнуть женщины и дети. Я пытаюсь найти способ положить этому конец. Но это невозможно до тех пор, пока я не узнаю, кто играет оружием, кто за него платит. Если я смогу это узнать, то, возможно, дело еще можно будет поправить. Я надеялся на то, что ты знакома с кем-нибудь, кто окажется в состоянии предоставить мне такую информацию.

— Не знаю, — заколебалась Марлен. — Прошло столько лет.

— Я буду благодарен тебе за самый крошечный кусочек информации. В своей жизни я уже достаточно насмотрелся на войну.

— Я тоже, — ответила Марлен низким голосом. — Я была маленькой девочкой, когда союзники бомбили Берлин. Я молчал.

Глаза ее стали печальными и задумчивыми.

— Там был такой человек, Брауншвейгер, он швейцарец. Он жил в Цюрихе, я помню, что несколько раз видела его в компании Фрица. Официально мы, естественно, не имели ничего общего с фабриками в Восточной Германии. Но Брауншвейгер в точности знал о тамошнем положении дел и слал Фрицу об этом регулярные доклады.

Я почувствовал волнение.

— Сможет он поговорить со мной, как ты думаешь?

— Не знаю. Я не уверена даже, что он еще жив.

— Но попробовать стоит. У тебя есть его адрес?

— Не помню, Дакс. Все это тщательно скрывалось. По-моему, его имя даже не упоминается ни в одном городском справочнике. Но я знаю, где расположен его дом. У него над окнами еще какие-то странные наличники. Думаю, что могу отыскать его.