— Совершенно необходимо ратифицировать соглашения и договоры, заключенные Гнем Помпеем Магном на Востоке, — сказал Цезарь. — Если мы будем получать с них дань, то это должно быть санкционировано Сенатом Рима или одним из его комиций. Иностранные дела никогда не касались комиций, которые не понимают ни самих этих дел, ни того, как следует их вести. Двухгодичной бездеятельностью Сената казне был причинен огромный ущерб, и я намерен положить этому конец. Публиканами были определены очень высокие налоги с восточных провинций, и в результате они ничего не смогли получить. Теперь с этим покончено. Но речь идет не только об этих доходах. Существуют цари и могущественные города, расположенные на новых территориях Рима, а также государства-клиенты, согласные платить Риму большие суммы в обмен на их защиту. Возьмите тетрарха Деиотара из Галатии, который заключил договор с Гнеем Помпеем! Договор о том, что после ратификации он будет вносить в казну пятьсот талантов в год. Другими словами, не ратифицируя этот договор, Рим уже потерял тысячу талантов только от одной Галатии! А еще есть Сампсикерам, Абгар, Гиркан, Фарнак, Тигран, Ариобарзан Филопатор и несколько мелких князьков по всему Евфрату. Все они согласны платить высокую дань, но она до сих пор не собрана, потому что договоры, заключенные с ними, не ратифицированы. Рим богат, однако он должен стать богаче! Чтобы усмирить одну только Италию и навести в ней порядок, Риму нужно больше, чем он имеет. Я собрал вас, чтобы попросить не откладывать эту проблему, а рассмотреть все заключенные Помпеем договоры и ликвидировать разногласия.

Старший консул перевел дух и в упор посмотрел на Катона.

— Одно предупреждение. Если Палата откажется ратифицировать все, что касается Востока, я постараюсь, чтобы это немедленно сделал плебс. Я, патриций, не буду предлагать плебсу какую-либо помощь. Это ваш единственный шанс, почтенные отцы. Или вы выполните требуемое сейчас, или плебс устроит вам бойню. Мне все равно, каким способом решится эта проблема, но так или иначе она будет решена!

— Нет! — крикнул Лукулл, сидящий среди консуляров. — Нет, нет, нет! А как же мои соглашения на Востоке? Помпей ничего не завоевывал! Завоевывал я! Все, что делал Помпей, — это приобретал славу, которая по праву должна была принадлежать мне! Это я покорил Восток. У меня были свои соглашения, которые надо было осуществлять! Прямо скажу тебе, Гай Цезарь, что не позволю Палате ратифицировать любой договор, заключенный от имени Рима безродным мужланом! Задирает нос перед нами, точно царь! Вышагивает по Риму разряженный! Нет, нет, нет!

Цезарь не выдержал.

— Луций Лициний Лукулл, выйди сюда! — во весь голос заорал Цезарь. — Встань перед возвышением!

Они никогда не нравились друг другу, хотя, по идее, напротив, должны были бы испытывать взаимную симпатию: оба знатные аристократы, оба преданы Сулле. И может быть, в этом крылась причина их разногласий — в ревности Лукулла к более молодому человеку, племяннику Суллы по браку. Именно Лукулл пустил некогда сплетню о том, что Цезарь был мальчиком-любовником у старого царя Никомеда. А Бибул подхватил эту сплетню и разнес дальше.

В те дни Лукулл был худощав, элегантен и являлся в высшей степени способным губернатором и полководцем. Но время и страсть к наркотическим веществам, не говоря уже о вине и экзотической пище, отомстили ему. Они разрушили его организм: тело обвисло, выросло брюхо, лицо оплыло, серые глаза почти ослепли. Прежний Лукулл никогда бы не подчинился гневному окрику. Но Лукулл нынешний неверной походкой пересек мозаичный пол и встал перед Цезарем. Подняв голову, он глядел на него с открытым ртом.

— Луций Лициний Лукулл, — уже тише, но все еще строго проговорил Цезарь, — предупреждаю тебя: возьми свои слова обратно, или я прикажу плебсу сделать с тобой то, что он сделал с Сервилием Цепионом! Тебя привлекут к суду за то, что ты не справился с поручением Сената и народа Рима покорить Восток и покончить там с двумя царями. Я привлеку тебя к суду и прослежу, чтобы тебя отправили в вечную ссылку на самый дрянной и самый отдаленный остров в Нашем море! И там у тебя не хватит денег даже на новую тунику! Ясно тебе? Ты понял? Не раздражай меня, потому что я говорю серьезно!

В Палате стояла мертвая тишина. Ни Бибул, ни Катон не шелохнулись. Когда Цезарь был таким, все считали, что не стоит рисковать. Такой Цезарь ясно демонстрировал, каким он может стать, если его вовремя не остановить! Больше, чем автократом. Царем. Но царю необходима армия. Поэтому Цезарю нельзя позволить иметь армию. При Сулле ни Бибул, ни Катон не были еще в том возрасте, чтобы участвовать в политической жизни Рима, хотя Бибул его помнил. Сейчас в Цезаре легко угадывался Сулла. Или то, кем они считали Суллу. Помпей — ничто, у него нет достойного происхождения. О боги, но у Цезаря оно есть!

Лукулл встал на колени и заплакал, пуская слюни. Он умолял о прощении так, как покоренный князек мог бы умолять царя Митридата или царя Тиграна, а Сенат в ужасе смотрел на эту драму. Это было неприлично и унижало всех присутствующих в курии сенаторов.

— Ликторы, уведите его домой, — приказал Цезарь.

Все продолжали молчать. Два ликтора из числа принадлежавших старшему консулу осторожно взяли Лукулла под руки, подняли и вывели его, плачущего и стонущего, из помещения.

— Очень хорошо, — проговорил Цезарь. — Так как же мы поступим? Согласна ли Палата ратифицировать восточные соглашения или я представлю их плебсу как lex Vatiniae?

— Тащи свой хлам плебсу! — крикнул Бибул.

— Тащи плебсу! — повторил Катон.

Когда Цезарь объявил голосование, почти никто не встал справа от него. Сенат решил, что любая альтернатива предпочтительнее. Нельзя разрешить Цезарю поступать по-своему. Пусть Цезарь несет этот законопроект плебсу. Там все увидят, что это — свидетельство высокомерия Помпея и самоуверенности Цезаря. Никому не нравится, когда им управляют, а сегодня поведение Цезаря отчаянно смахивало на самоуправство. Лучше уж умереть, чем жить еще при одном диктаторе.

— Им это не понравилось, и Помпей очень расстроен, — сказал Красc после этого очень короткого собрания.

— Какой выбор они мне оставили, Марк? Что я должен делать? Ничего? — раздраженно спросил Цезарь.

— Фактически ничего, — ответил хороший друг, отлично зная, что на его слова не обратят внимания. — Они знают, что ты любишь работать, они знают, что ты любишь доводить дело до конца. Твой консульский год сведется к поединку. Вы с Бибулом так и будете разбираться, чья сила воли сильнее. Им очень не нравится, когда их принуждают к чему-либо. Им очень не нравится, когда им говорят, что они — сборище боязливых старух. Они ненавидят любое проявление силы. Ты не виноват. Ты — прирожденный автократ, Гай. И постепенно проявляется твоя неслыханная мощь, похожая на два боевых тарана, ударяющих синхронно. Boni — твои естественные враги. Но ты превращаешь во врага весь Сенат. Я смотрел на их лица, пока Лукулл пресмыкался у твоих ног. Он не собирался подавать пример. Он слишком стар, чтобы быть таким хитрым, но тем не менее он послужил примером. Каждый из них увидел в нем себя — стоящего на коленях и умоляющего о прощении, пока ты высишься над ними, как монарх.