– Итак, мы все еще в деле, партнер, или уже нет? Потому что меня уже тошнит от попыток объяснить тебе, что мне надо кормить чудовище, или оно сожрет меня.

– Ну, хорошо, хорошо, – сказала она ему. – Да, речь шла об E. coli. Да, предполагалось, что ее использовали для убийства, или, по крайней мере, для того, чтобы вызвать очень сильную болезнь. Могу подтвердить, что штамм получен в том месте, о котором я тебе уже говорила: в «ДАРБА Италия». Они производят разное медицинское оборудование, включая инкубаторы. И для их проверки разводят у себя в лаборатории бактерии разных видов. Одна из таких бактерий – кишечная палочка, которую передали Лоренцо Муре. Парень, который сделал это…

– Имя, Барбара.

– Не сейчас, Митч.

Он погрозил ей пальцем.

– Так у нас с тобой ничего не получится.

– Забудь, Митчелл. Он согласился надеть микрофон, и если я тебе его назову, а ты используешь его имя, то все расследование провалится к черту.

– Ты можешь мне доверять, – сказал Корсико.

– Да, конечно. Как дешевой проститутке, клянущейся в вечной любви.

– Я не назову имени, пока ты не разрешишь.

– Не выйдет, и точка. Пиши свою историю, оставляй пропуски, или что там еще ты обычно оставляешь в тех местах, где должны быть имена. Когда мы получим то, что нам надо, от его встречи с микрофоном, я дам тебе имена, и ты нажмешь клавишу «отправить». Именно так это и должно произойти, потому что слишком многое поставлено на кон.

Журналист раздумывал над этим, отхлебывая свой кофе. Вокруг них просыпался mercato. Появлялось все больше и больше торговцев, которые располагались со своим товаром по периметру здания. Кофейный бизнес переживал настоящий расцвет.

Наконец Корсико сказал:

– Проблема в том… что я не верю, что ты меня не кинешь. Нужна какая-то гарантия…

Хейверс кивнула на его компьютер.

– Да вот же твоя гарантия. Я плохо себя веду – и ты нажимаешь «отправить»

– Ты имеешь в виду вот это? – Корсико нажал кнопку, и статья полетела к его редактору. – Ой-ёй-ёй, – сказал он мрачно. – Вот так, Барб.

– Ну, и попрощайся с нашими договоренностями, – сказала Барбара.

– Не думаю.

– Нет? Это еще почему?

– А вот почему. – Еще несколько нажатий на клавиатуре, и на экране появилась еще одна статья. Ее предполагаемое название было «За всем этим стоял ее папа», и когда Барбара быстро просмотрела ее, ее челюсти непроизвольно сжались.

Корсико вышел на Доути. Или Доути вышел на него. А может быть, это была Эмили Касс или Брайан Смайт. Но Барбаре почему-то казалось, что это был Доути. И он все, абсолютно все, рассказал Корсико. Разложил все по полочкам от А до Я. Все про Ажара, Барбару, исчезновение Хадии, ее похищение в Италии. Он назвал все имена и даты и места. В принципе, он наставил заряженный револьвер на Ажара. И одновременно разрушил ее карьеру.

Барбара вдруг поняла, что совершенно не может сосредоточиться, когда сердце просто вырывается у нее из груди. Она подняла глаза от экрана и не смогла сказать ничего, кроме:

– Ты не сможешь этого сделать.

– Увы и ах, – ответил Митч. У него был такой торжественный тон, что сержанту захотелось съездить ему по морде. А потом тон изменился, и журналист заявил каменным тоном: – В полдень будет как раз. Как тебе?

– В полдень? Ты о чем это? – спросила Барбара, хотя заранее знала ответ.

– Я говорю о том, сколько времени у тебя есть до того, как эта детка уйдет в киберпространство, Барб.

– Я не могу гарантировать…

Митчелл помахал перед ней пальцем.

– Зато я могу.

Барбара посчитала настоящим чудом, что смогла добраться до Торре Ло Бьянко, хотя ей и пришлось по пути сделать несколько неправильных поворотов, Но, как оказалось, башня была хорошо известна жителям города из-за сада на ее крыше. Кроме того, многие использовали ее для привязки на местности. Все, кого бы ни спросила Хейверс, знали, как до нее добраться. Правда, их объяснения – всегда только на итальянском – с каждым разом становились все сложнее. Поиски заняли у Барбары целый час.

К тому моменту, когда она добралась до места, все уже собрались на кухне. Сальваторе пил кофе. Перед Хадией стояла чашка горячего шоколада, а в руках у мамы была пачка, напоминающая колоду карт таро, из которой она по одной выкладывала картинки перед Хадией. Барбара стала их рассматривать, пытаясь таким образом избежать вопросительного взгляда Сальваторе. Сейчас мама показывала картинку, на которой была изображена женщина, державшая на подносе глаза. Судя по крови на ее лице, глаза принадлежали ей самой. На столе уже лежали другие картинки: мужик, которого распяли вверх ногами, еще один, прикованный к столбу и весь утыканный стрелами, и молодой человек в котле, под которым был разведен огонь.

– Черт возьми, что все это значит? – спросила Барбара.

Счастливая Хадия весело ответила:

– Бабушка рассказывает мне про святых.

– А можно было найти что-нибудь без крови?

– Мне кажется, что таких нет, – призналась девочка. – По крайней мере, пока. Бабушка говорит, что вся прелесть в том, что ты сразу можешь определить имя святого, увидев, что происходит на картинке. Видишь, вот здесь, на кресте вверх ногами, – это святой Петр, а вот это святой Себастиан со стрелами, а вот этот, – она указала на молодого человека в котле, – это Иоанн Вангелист[401], потому что они ничем не могли его убить, а вот видишь, Бог посылает золотой дождик, чтобы потушить костер.

– Guarda, guarda[402], – сказала мама, показывая Хадие еще одну картинку, на которой молодая женщина, привязанная к кресту, исчезала в языках пламени.

– Святая Жанна д’Арк, – сказала Барбара.

– Brava, Barbara! – воскликнула в восхищении мама.

– А откуда ты знаешь? – спросила не менее восхищенная Хадия.

– Потому что это мы, бритты, сожгли ее, – ответила Барбара. И так как у нее не оставалось больше никаких причин не замечать Сальваторе, она улыбнулась ему и сказала: – Доброе утро.

– Giorno, Barbara, – ответил он, вежливо встал и показал гостье на итальянскую кофеварку, стоявшую на конфорке древней печи.

– Пирожные на завтрак? – воскликнула Барбара. – Мне здесь определенно начинает нравиться.

– Это торт для завтрака, – объяснила Хадия.

– Una torta, si. Va bene, Hadiyah[403], – сказала мама и любовно провела рукой по длинным волосам девочки. Затем она обратилась к Сальваторе: – Una bambina dolce[404].