- Нуждаемся в оружии. Венецианский арсенал для нас игольное ушко, а для тебя - пролив. По ночам ты должен проникать в арсенал и снабжать нас взрывчаткой, гранатами, ручными пулеметами.

- Сделаю.

- Добычу будет принимать Чезаре Браттолини.

- Выходит, вы были уверены, что я останусь?

- А как же! По рассказам Чезаре я понял, что ты парень стоящий.

Капитон Черепанов остался в соединении «К». Незадолго до падения Берлина вернулся на родину…

Шатров и Гойда приехали на заставу. Капитона Черепанова на месте не оказалось. Укатил в устье Дуная. Каждый год он проводит отпуск на острове Лебяжьем: рыбачит в протоках и озерах, охотится в плавнях, ходит на моторной шаланде на взморье.

- Что ж, поедем на Лебяжий, - сказал Шатров.

В штабе Шатрову и Гойде предоставили специальный катер «Измаил». Неказистый с виду, с небольшой осадкой, замаскированный под обычную шаланду, он имел мощный мотор, радио, прожектор. В бортовом кармане лежало снаряжение подводного бойца и запасные баллоны с кислородом.

Ночью двинулись вниз, в гирло Дуная, к острову Лебяжьему.

За штурвал «Измаила» сел Смолярчук. На нем был старенький бушлат, измятая кепка и черная сатиновая рубаха.

Шатров и Гойда тоже были в штатском.

Шли быстро, под ясным, полным звезд небом. Сидели на корме. Курили. Вглядывались в темные берега. Попутный ветер срывал с Дуная холодную водяную пыль. Высоко-высоко, у чистых звезд, курлыкали журавли, прилетевшие на зимовку.

Гойда бросил недокуренную сигарету, взглянул на Шатрова, погруженного в какие-то думы.

- Можно задать вам деликатный вопрос?

- Если только очень деликатный!

- Вы давно знакомы с ним… с Дунаем Ивановичем?

- Давненько.

- С тех пор?

- С каких?

- С тех пор, как вы оба были Иванами?

- Раньше, и намного.

Гойда улыбнулся.

- Я так и думал.

«Измаил» сбавил ход, попутный ветер уже не помогал ему. Он дул теперь сбоку, со стороны плавней, и был сырой, холодный, почти осенний. Дунай стал бугристым. Из прибрежных кустарников, мелководных протоков и камышовых зарослей выползал густой вязкий туман. Скрылось под набежавшими тучами и звездное небо.

- Ну и благодатный дунайский сентябрь!.. - Шатров накинул на плечи пропахшую рыбой телогрейку. - Далеко до Лебяжьего?

- Не заждетесь, - откликнулся Смолярчук.

На самом малом, почти ощупью, держась средины фарватера, пробивались вниз.

Лебяжий внезапно выступил из седой мглы и преградил дорогу - черный, окольцованный крутой, травянистой дамбой, защищающей остров от весеннего половодья. По ее гребню тянулась двойная шеренга молодых осокорей.

«Измаил» пришвартовался у крохотной бревенчатой пристани.

Смолярчук заглушил мотор, поднялся из-за штурвала.

- Вот мы и на родине Дуная Ивановича! Не ждет он гостей в такой ранний час.

Туман таял, уползая в плавни, в глухие дебри камышей. Ветер могучим своим крылом расчищал небо. Оно уже было светло-зеленым, чуть опаленным на востоке.

Ночная темнота отступала за дамбу, за крытые камышом хаты, за сад.

По зеленой росистой дамбе неторопливо шагала высокая плотная женщина лет сорока. Светлые, густые, с чуть рыжеватым отливом волосы гладко зачесаны.

- Доброе утро, Мавра Кузьминична! - Смолярчук помахал кепкой.

Подойдя к причалу, она с достоинством кивнула головой. Не удивилась, что незнакомые люди называют ее по имени и отчеству.

На ней темно-синее, в алую искру, с белым воротничком платье. Руки, сильные, смуглые, как и лицо, открыты до локтей.

Пытливо, серыми-серыми, как сталь на свежем изломе, очами смотрела на приехавших и не тяготилась молчанием.

- В гости к вам прибыли, - сказал Смолярчук.

- Что ж, гостям мы всегда рады. Вы откуда?

- Рыболовы и охотники. Друзья-приятели Капитона Черепанова. Да и вам земляки.

- Что-то не признаю. - Она бесцеремонно разглядывала мягкую засаленную кепку Смолярчука, его потертый бушлат. - В гости приехали, а в барахло вырядились. Похуже одежонки не нашлось?

- Вид у нас, правда, бедноватый, но зато душа… Мавра Кузьминична, пора бы и узнать! Ну и память!

- На память до сих пор не жаловалась. Постой, обличье твое и в самом деле знакомое… Начальник заставы?

- Здравствуйте. Рад вас видеть. - Смолярчук подал руку.

- Ладно, не щедрись даром. Ну, здорово! А кто с тобой? Тоже пограничники?

- Одесские отпускники. Дунайской селедки захотели мои друзья. Капитон здоров?

- Вчера был здоров, в плавнях охотился.

- Ну, а ваши ребята как поживают?

- А что им! Прохлаждаются под мамкиным крылом. Уедут скоро. Последние каникульные дни догуливают.

- Не поженились?

- Рано.

Мавра Кузьминична нахмурилась, потеряла охоту дальше разговаривать. Вскинула голову с тяжелой шапкой волос, обдала пограничника холодным взглядом и скрылась на той стороне дамбы, в саду.

- Вдова, - вздохнул Смолярчук.

- И давно она овдовела? - спросил Гойда.

- Лет двенадцать назад. Правда, вдовство официально не подтверждено. Муж ее, Дорофей Глебов, в сорок первом году, когда тут хозяевами были румыны, попал в королевский подводный флот. До какого-то чина дослужился. В сорок четвертом пропал без вести.

Смолярчук посмотрел на зеленую дамбу, где несколько минут назад стояла Мавра Глебова.

- Сколько женихов было - всем от ворот поворот. Для кого бережет себя?… - Он вдруг спохватился. - Чего ж мы стоим? Пошли к Дунаю Ивановичу!

Белостенная хата под толстым камышовым коржем. Стены свежепобеленные и на всех наведены ультрамарином огромные васильки. Ставни тоже разрисованы. Оконные стекла чистые, прозрачные. Через весь двор, от порога к дамбе, через сад и огород пробита тропка, окаймленная мальвами. Встали на эту тропку Шатров, Гойда, Смолярчук - и цветы заслонили им сад, весь остров, Дунай. Только и света, что узкая голубая полоса утреннего неба.

Из прохладных сеней струится терпкий дух подсушенного чебреца. Под крышей пламенеет венок стручкового перца. На старом парусе гора яблок. В корзинах румяные помидоры. В корыте, выдолбленном из цельного ствола вербы, чуть мятые, истекающие соком груши. Их не очень жадно, без драки, клюют куры, утки.

- Эй, люди добрые, где вы? - позвал Смолярчук.