– поехать со мной за морс, и мне показалось несправедливым отказать ему в этом, раз уж он дает мне всем распоряжаться. И мне подумалось, что встреча с вами принесла бы ему удачу[396].

– Я хотел бы его видеть, – говорит конунг.

– Так и будет, – говорит Торд, – но теперь он куда-то запропастился.

Тогда конунг посылает за ним. И когда Хрейдар слышит, что конунг хочет его видеть, то он идет, задрав нос и не разбирая дороги, ведь ему было непривычно, что конунг ищет с ним встречи. Одет он был так; на нем были штаны до щиколоток[397] и серый плащ. И когда он предстает перед конунгом, то падает на колени и приветствует его.

Конунг отвечает ему, смеясь:

– Если у тебя ко мне есть дело, то говори прямо, чего ты хочешь. Ведь и у других есть нужда поговорить со мной.

Хрейдар говорит:

– Мое дело, думаю я, очень важное. Я хотел на тебя посмотреть, конунг.

– Ну и как, доволен ты, – говорит конунг, – тем, что меня видишь?

– Конечно, – говорит Хрейдар, – но не уверен я в том, что рассмотрел тебя как следует.

– Так как же нам быть? – говорит конунг. – Может, ты хочешь, чтобы я встал?

Хрейдар отвечает:

– Пожалуй, – говорит он.

Поднявшись, конунг сказал:

– Ну, теперь, я думаю, ты меня можешь хорошо рассмотреть.

– Не совсем хорошо, – говорит Хрейдар, – но почти.

– Может быть, ты хочешь, – говорит конунг, – чтобы я снял плащ?

– Конечно, я этого хочу, – говорит Хрейдар.

Конунг сказал:

– Мы должны прежде это дело обсудить. Вы, исландцы, большие выдумщики, и мне не хотелось бы допустить, чтобы ты это обратил в насмешку, хочу я этого избежать.

Хрейдар говорит:

– Никто не смеет, конунг, дурачить тебя или лгать тебе.

Тогда конунг снимает с себя плащ и говорит:

– Теперь смотри на меня так внимательно, как тебе хочется.

– Ладно, – говорит Хрейдар.

Он обходит конунга кругом, бормоча себе при этом под пос:

– Прекрасно, прекрасно.

Конунг сказал:

– Теперь ты меня рассмотрел, как тебе хотелось?

– Конечно, – говорит он.

Конунг спросил:

– Ну и понравился я тебе?

Хрейдар отвечает:

– Не преувеличил Торд, брат мой, когда говорил о тебе хорошее.

Конунг сказал:

– Сумел ли ты найти какой-нибудь изъян, которого другие не замечали?

– Не думал я искать, – говорит он, – да и не смог бы, потому что каждый предпочел бы быть таким, как ты, когда б от него это зависело.

– Ты преувеличиваешь, – говорит конунг.

Хрейдар отвечает:

– Тогда следовало бы бояться лести, – говорит он, – когда б ты не был на самом деле таким, каким я тебя нашел, о чем я и сказал только что.

Конунг сказал:

– Все же найди какой-нибудь изъян, пусть хоть самый маленький.

– Вот разве что, – говорит он, – один глаз у тебя немного выше другого.

– До тебя это заметил только один человек, – говорит конунг, – и это был Харальд-конунг, мой родич[398]. А теперь давай сквитаемся, – говорит конунг. – Встань-ка теперь ты и сними свой плащ, а я на тебя посмотрю.

Хрейдар сбрасывает плащ, а ручищи у него грязные – человек он был большерукий и безобразный, – вымыты кое-как. Конунг смотрит на него пристально.

Тут Хрейдар сказал:

– Государь, – говорит он, – как ты меня находишь?

Конунг говорит:

– Думается мне, что не родился еще человек безобразнее тебя.

– Так говорят, – отвечает Хрейдар. – Ну, а нет ли, на твой взгляд, во мне чего-нибудь хорошего?

Конунг сказал:

– Говорил мне Торд, брат твой, что ты человек добродушный.

– Так оно и есть, – сказал Хрейдар, – да сдается мне, что это плохо.

– Но однажды ты разгневаешься, – сказал конунг.

– Тебе видней, государь, – говорит Хрейдар. – А долго ли еще ждать?

– Точно не знаю, – говорит конунг. – Скорее всего, случится это нынешней зимой.

Хрейдар сказал:

– Спасибо на добром слове.

Конунг сказал:

– К чему у тебя есть умение?

Хрейдар говорит:

– Никогда я ничего не пробовал, а потому и не знаю.

– Возможно, что ты на что-то способен, – говорит конунг.

– Спасибо на добром слове, – сказал Хрейдар, – так и должно быть, раз ты так сказал. Мне, видно, потребуется место для зимовки.

Конунг сказал:

– За этим дело не станет. Но я считаю, что лучше было бы тебе остановиться там, где поменьше народу.

Хрейдар ответил:

– Ну что ж, – говорит он, – но только нигде не будет так мало народу, чтобы не всплыло все, что я скажу – и скажу-то в шутку, – а я человек несдержанный на язык и много чего могу наговорить. Вот и может случиться так, что мои слова разнесут повсюду, и надо мной станут насмехаться и придадут слишком большое значение тому, что я сказал в шутку или просто сболтнул. И поэтому кажется мне более разумным держаться тех, кто обо мне заботится, как Торд, мой брат, хотя бы там было и множество народу, чем жить там, где людей немного, но никому ни до чего нет дела.

Конунг сказал:

– Поступай как знаешь, отправляйтесь оба к моим дружинникам, если вам это больше нравится.

Как только Хрейдар услышал эти слова конунга, он убегает и рассказывает всякому, кому не лень его слушать, что конунг принял его очень хорошо, а своему брату Торду говорит, что конунг разрешил ему жить с его дружинниками.

Торд сказал:

– Тогда тебе нужно одеться и вооружиться достойно и как подобает тому, у кого ни в чем нет недостатка; ведь многих красит богатая одежда, а быть хорошо одетым важнее в палатах конунга, чем где бы то ни было. Да и дружинники тогда не станут над тобой смеяться.

Хрейдар отвечает:

– Очень ты ошибаешься, если думаешь, что я собираюсь наряжаться.

Торд сказал:

– Так сошьем тебе одежду из домотканого сукна.

Хрейдар отвечает:

– Лучше уж так, – говорит он.

Так и было сделано, как посоветовал Торд, и Хрейдар на это согласился. Теперь у него одежда из домотканого сукна, он умывается и сразу начинает казаться совсем другим человеком. Красивее он не стал, а вид у него доблестный.

Таким он, однако, был человеком, что когда они с Тордом жили с дружинниками, то Хрейдару поначалу здорово от них доставалось, и они всячески над ним подшучивали. Вскоре увидели они, что он большой любитель поговорить, и все пошло так, как и следовало ожидать. Он их очень забавлял, и сам все время смеялся над тем, что они говорили, и такой он был весельчак, что всех их превзошел и в разговоре, и в состязаниях. И оттого, что он был очень силен, а они со временем убедились в том, что он на них обиды не