– Да что происходит?! – заорала Меламори.

Она устала молотить пустоту, поняла, что ничем не может мне помочь, и начала паниковать.

– Это просто спящий, – коротко объяснил я. – Не волнуйся, все в порядке.

– То есть тебе нравится такое обращение? – обрадовалась Меламори. – Ладно, буду знать.

– Даже не вздумай! Погоди, сейчас…

Вместо того, чтобы говорить дальше, кое-как вытащил из кармана кисет с запасом порошка Кель-круальшат и швырнул его в дальний угол комнаты.

Ну, то есть мне приятно говорить: «я швырнул», – в этом чувствуется бесшабашный размах и дурная удаль. Правда звучит гораздо скромнее: поскольку очередная попытка хоть немного высвободиться из железных дикарских объятий провалилась, как и все предыдущие, я просто уронил кисет на пол и поспешно отфутболил его ногой – не в дальний угол, конечно, но на довольно приличное расстояние. Дикарь прочувствованно зарычал, метнулся следом за вожделенным свертком, ликуя, схватил и взмыл к потолку. А я, напротив, сел на пол и наконец вдохнул полной грудью.

– Ты вообще цел? – спросила Меламори.

– Это что, тоже не галлюцинация? – несчастным голосом осведомился Малдо Йоз.

– Да, – сказал я. – И нет. В смысле я цел. И это не галлюцинация, а нормальное, закономерное и даже отчасти заранее запланированное мною событие.

– То есть ты всегда так живешь? – восхитился он.

– Не всегда, – честно ответил я.

– Да, далеко не все дни такие спокойные, как этот, – подтвердила Меламори.

Увы, Малдо пропустил ее замечание мимо ушей. Он во все глаза пялился на сновидца.

– Смотрите, во что оно превратилось!

Мы с Меламори задрали головы вверх. И точно, теперь у нас под потолком летал не косматый дикарь в шкурах, а огромный дикий кот с павлиньим хвостом, растущим, вопреки логике, не из задницы, а из уха. Левого, если это важно.

– Это что вообще? – взволнованно спрашивал Малдо. – Это он как? Почему? Что с ним?

– А то ты такой красоты до сих пор не нагляделся, – укоризненно сказал я.

– Где?!

– Да у себя в кладовке. Где вы Кель-круальшат храните.

– А там вот такое творится?! – изумился он. – Пелле что-то говорил про спящих, которые там крутятся, но мне все как-то было недосуг пойти на них поглядеть. Думал, ничего интересного. Ну я дурак!.. Стоп, погоди. А ты-то откуда знаешь, что у нас в кладовке делается? Ты что, был там? Ходил во Дворец Ста Чудес? Еще раз, без меня? А зачем?

Во взгляде Малдо было такое искреннее простодушное недоумение, что мне захотелось огреть его по голове табуреткой. Просто так, душу отвести. Но табуретов под рукой не оказалось. И вообще никакой мебели, кроме встроенного в стену шкафа и кровати, которая, строго говоря, тоже не мебель, а просто очень большой, очень мягкий матрас. Так уж у нас в Ехо принято обставлять спальни. Чрезвычайно разумно, я считаю. Захочешь, а никого не зашибешь.

К счастью, пускаться в объяснения мне не пришлось.

– Уииииииии! Уиииииии! – пронзительно заверещало существо, кружившее под потолком. Оно уже не было похоже ни на дикаря, ни на кота. И вообще ни на что. Облако, состоящее из шерсти и перьев, без четких очертаний, зато по-прежнему способное вопить. И как вопить!

Малдо заткнул уши. Меламори, как бывший почетный член студенческого Клуба Ревунов, а значит, самая стойкая из нас, делала вид, будто все в порядке. Но все равно недовольно морщилась. Я же, как самый нетерпеливый, заорал:

– Заткнись!

Облако, как ни странно, послушалось. Замолчало, швырнуло на пол кисет и шмякнулось сверху, накрыв собой почти половину спальни, как ковром.

– Это просто вот такой сон человеку снится, да? – спросила Меламори.

– Причем вполне возможно, хрупкой пожилой библиотекарше, которая ни разу в жизни не позволила себе громко рассмеяться. Где еще и отводить душу, если не во сне.

– Выкопалась из книжек, пришла домой, съела пирожное, легла, уснула и вот такое начала вытворять? – подхватила Меламори. – Везет же некоторым! Похоже, я чего-то важного не знаю об искусстве сновидений. Хотя столько этим занималась и даже не совсем без толку, ты свидетель. Но самое интересное прошло мимо.

– Да не то слово, – согласился я.

– А можно я пойду в какую-нибудь другую комнату и немножко там посижу? – вдруг спросил Малдо. – Или полежу. Что-то мне как-то не так. Голова кружится. И холодно. И как-то чересчур темно.

– Ничего, пройдет, – сказал я. – Просто ты очень много сил потерял с этим Темным Путем. В первый раз все-таки. Плюс похмелье, плюс… скажем так, некоторые интересные впечатления. Бальзам Кахара, конечно, бодрит, но его не всегда достаточно. Иногда надо просто лечь и поспать. Меламори, будь другом, отведи человека в любую другую спальню. Колыбельная Моффаруна[43] не помешает, ты же ее знаешь? Ну и вот. Пусть ложится и дрыхнет до утра. А там посмотрим.

– А сам задницу от ковра точно не оторвешь? – насмешливо спросила она.

– Еще как оторву. Возможно, буквально с минуты на минуту. Потому что, если эта красота, – я показал на распластавшееся по полу облако, – решит нас покинуть, мне придется отправиться следом.

– Ты настолько очарован?

– Очарован – не то слово. Но не как трепетный созерцатель, а как профессионал. Это же только со стороны кажется, что у нас дома происходит какая-то нелепая фигня. А на самом деле важный следственный эксперимент.

– Ты серьезно?

– Абсолютно.

– Ладно. Извини. Просто в голову не пришло, что ты еще на работе.

Подхватила под локоть Малдо и повела его к выходу, успокоительно бормоча:

– Я, честное слово, больше ни во что такое не буду при вас превращаться. А кроме меня в этом доме ни одного чудовища… ой, нет, вру, вообще-то есть еще два. Но одно из них – сэр Макс, к которому вы уже худо-бедно привыкли, а второе очень деликатное, в чужие спальни не вламывается, да и выглядит безобиднее всех нас, вместе взятых. С косичками! Так что никто вас больше не побеспокоит. Все будет хорошо.

– Куманский павильон – это было очень круто, – сказал я ему вслед. – Лучшее наваждение в моей жизни. Честно.

– Ты не представляешь, какая у меня будет Пустая Земля Йохлима! – сразу оживился он. – И приют для юных художников в Таруне. Я таких свидетелей нашел!..

По крайней мере, теперь я мог быть уверен, что Малдо уснет совершенно счастливым. А большего по нынешним временам и желать нельзя.

Они ушли, а я остался наедине с облаком, занявшим к тому времени уже практически всю спальню. Мне даже пришлось забраться с ногами на подоконник – как-то неловко было его топтать. Все-таки живой человек. Возможно, пожилая библиотекарша. А их надо беречь.