— Стрела должна убивать, Нарнис, — серьезно произнес эльф, — а если не убила, пусть не калечит. Ромбический наконечник легко вытащить.

Дочь Майтимо молчала. Нужно было подвести разговор к тому, о чём просил Турукано. Финьо ни за что не хотел общаться ни с кем из своей родни, но ведь возникшая проблема действительно серьёзна. Что, если придется браться за оружие?

— Финьо, — Нарнис отложила стрелу и прильнула к мужу, — отец говорил готовиться к обороне, воины должны быть настороже. В любой момент нас могут атаковать Тэлери короля Ольвэ.

Финдекано, до этого поникший, мгновенно собрался, выпрямился, глаза заблестели.

— Пусть попробуют! — со злой радостью сказал сын Нолофинвэ. — Я покажу этим мерзким рыбам их место в омуте.

Нарнис взяла стрелу, и Финдекано выхватил ее.

— Нет, не трогай! — глаза эльфа пылали. — Знаю, ты прекрасно стреляешь, но я не хочу видеть тебя раненой или убитой. Я помогу тебе собраться, ты должна покинуть Альквалондэ немедленно. Прошу, не спорь. Твоя смерть убьёт меня. Понимаешь, мне неважно, что будет со мной. Но… Даже в самый страшный миг я… Я должен знать, что с тобой всё хорошо, что тебе ничто не угрожает.

Отложив стрелы, Финдекано сжал супругу в объятиях и очень долго не отпускал. Нарнис гладила мужа по волосам, успокаивая, словно ребенка. Она очень хотела остаться с ним, но, конечно, разумнее будет вернуться к дочкам. Им ведь нужна мама.

Что-то важное

— Орёл… Это же…

— Да, это орёл Манвэ, — сдержанно произнес Майтимо в ответ на удивление и трепетный восторг, смешанный со страхом, в глазах и голосах заметивших парящую высоко в черном небе птицу.

— Владыка Манвэ… — начал говорить помощник капитана, но Аратэльмо с жаром перебил его:

— Он нам больше не владыка!

Майтимо едва заметно улыбнулся и промолчал. Молодой эльф счастлив своей дерзости, не стоит мешать.

— Хорошо, как скажешь, — согласился Тэлеро. — Манвэ повелевает ветрами. А орлы — его глаза. Он видел нас. Может, смилостивится, наполнит наши паруса.

— Да… — с надеждой отозвался разминавший после гребли руки моряк.

— Аратэльмо, — Майтимо не хотел поддерживать разговор о Валар, потому что был уверен — помощи не будет, но делиться сомнениями не считал верным, — ты отдохнул? Наша очередь садиться на вёсла.

Глаза юного эльфа заблестели: он любил чувствовать в себе силу, а от гребли мышцы быстро укреплялись и становились заметно рельефнее. Самым худшим занятием он считал отбивание ритма, необходимого, чтобы эльфы поднимали и опускали весла одновременно, и был готов грести дольше положенного, лишь бы не «заниматься этой скучищей».

Без помощи ветров, движимый лишь силами гребцов, корабль шёл медленно, но это было всё же лучше, чем ждать и ничего не делать. Запасы ещё были в достаточном количестве, звёзды указывали путь.

«Всё не так плохо», — убеждал себя Майтимо, спускаясь с верхней палубы. Но чем больше проходило времени, тем сильнее нарастала тревога. И не из-за штиля. Это были дурные предчувствия, заставлявшие постоянно мысленно возвращаться к отцу и братьям.

***

Алое на белом. Кровь на досках трибуны. Её реки. Полноводные потоки, но замершие на время безветрия. И звёзды. Прекрасные созвездия, завораживающие взор. Одни в небе, другие… Нет, те же самые, но отражающиеся в пролитой крови.

Вокруг эльфы, но… Это лишь тени. Полурассеявшиеся сгустки энергии, всё ещё хранящие память и терзаемые мукой от утраты тел. Их боль отдается в держащей меч руке палача.

— Куда они исчезли? — прозвучал в голове родной голос. — Мы часто задавали этот вопрос в пустоту.

— Отец? Ты… Со мной?

— Конечно, я всегда с тобой. Помнишь, я рассказывал про исчезнувших эльфов? В Средиземье часто кто-то пропадал бесследно. Иногда целыми поселениями. Жилища, вещи — всё на месте. А эльфов нет. Видя это, мы задавали один и тот же вопрос: «Куда они исчезли?» Было страшно, непонятно. Вдруг мы тоже однажды исчезнем?

— И ты придумал сказку?

— Именно! Мы решили, что есть таинственная земля, попасть в которую можно только через пещеру, вход в которую закрыт огромным чёрным камнем. И отодвинуть этот камень может лишь самый достойный, самый красивый и светлый эльф. Тогда откроется коридор — длинный, тёмный и пугающий, но в конце — вход в прекрасный мир, из которого вернуться можно в любой момент, но зачем? Там ведь так чудесно! Оттуда никому не хочется уходить. И однажды там окажутся все эльфы, только каждый народ должен найти достойного лидера, который сможет отодвинуть камень. И, знаешь, наши жены стали охотнее рожать сыновей, потому что каждая в душе надеялась, что именно её лоно даст жизнь величайшему из эльфов. Некоторые жёны даже стали пытаться колдовать, чтобы чарами сделать неродившееся ещё дитя великим. Придумывали предзнаменования… Рассказать?

— Конечно!

Но сон вдруг оборвался. Феанаро понял, что спал прямо за столом, над чертежами таранов и метательных орудий.

— Я помню эти предзнаменования, — печально улыбнулся Феанаро. — Алая вспышка в небе, ярко-голубая волна, хлынувшая на берег, белая трава в лесу и золотая пыльца, улетающая с цветов к звёздам. Красиво и невозможно.

Когда отец был жив, его глупые сказки раздражали, а теперь… Куруфинвэ до слёз тосковал по этим странным нелепым историям.

***

— Нам надо поговорить, Тэ… Только напомни, как тебя теперь называть? — Морифинвэ ухмылялся, приобнимая Тэлуфинвэ за плечо. — И вообще, почему ты до сих пор не на коленях предо мной? Не целуешь руки своему господину, не приносишь вино? Отвратительный из тебя слуга. Может, тебя утопить во славу Вала Улмо?

Амбарусса было совершенно не смешно.

— Как тебя жена называет? — продолжал иронизировать Морьо. — Совсем неприлично? Или просто твоё имя на Тэлерин перевела? Если это связано с твоими достижениями в постели или размером… Ты понял чего… Тогда я не хочу знать. А если переведенное имя, то поделись, я тоже тебя так называть буду.

— Перестань, пожалуйста, — Тэлуфинвэ начал злиться. Он не хотел говорить о том, что уже горько сожалеет о сказанных отцу сгоряча словах, но… Не просить же прощения! Нет. Лучше страдать молча, постепенно смириться и успокоиться.

Эльфы стояли вдвоем на носу корабля, раньше принадлежащего младшему из сыновей Феанаро, и смотрели на мёртвую гладь воды. Ветер так и не поднялся.

— Мне