покончил жизнь самоубийством. Он написал на фанере, что существование стало для него бессмысленным. Врут, наверно, самая обыкновенная утка, и все.

Вторым серьезным ударом было полное исчезновение почты. Растаяли все письма, телеграммы, денежные переводы. Но, как ни странно, почтовое ведомство ликовало. Подумаешь, пропали письма! Зато официальное обещание покончить с задержкой почтовых перевозок было выполнено на два года раньше.

Государственные учреждения и многие фирмы бездействовали. Чиновники переживали настоящую трагедию: заявления, прошения, предписания, ведомости, циркуляры, памятки, приказы, счета, накладные больше не существуют. Не на чем писать резолюции и ставить свои подписи. Прости-прощай, милый сердцу бюрократизм! Среди государственных служащих началось массовое помешательство. Многие бросались из окна, правда больше все с первого этажа.

Более серьезным было положение в судебных органах и нотариальных конторах. Уже возникли споры о самых различных документах на недвижимость. Сразу нашлись сотни ловкачей, заявивших права на чужую собственность. Наиболее наглые и предприимчивые вторгались в чужие особняки, пытались вышвырнуть на улицу законных владельцев и грозили им судом. Но что сейчас мог сделать суд? Тюрьмы бушевали. Закоренелые преступники, приговоренные к многолетнему заключению, прикидывались невинными овечками и требовали пересмотра дела.

Таким же безотрадным было положение на всех предприятиях, где незадолго до этого происшествия начались забастовки. Лишившись протоколов собраний, зафиксированных на бумаге требований и деклараций, а также анонимок и доносов, люди уже не могли разобраться, что к чему.

Но самый тяжкий, самый сокрушительный удар обрушился на учебные заведения, научно-исследовательские институты и издательства.

О фирмах, производивших бумагу, не стоит и говорить. Они агонизировали. Правда, среди их руководства находились такие идиоты, которые радовались, что цены на бумагу подскочат. Потом выяснились истинные размеры бедствия: процесс производства бумаги, начиная с первичной обработки сырья, стал химерой. Тутто уж они окончательно скисли — вешайся, да и только!

А издательское дело! Ведь на прилавках и полках книжных магазинов не осталось ничего, абсолютно ничего! Ни одной книги, ни одного журнала, ни одной самой завалящей брошюрки! Я вспомнил пестрые разноцветные обложки, пахнущие свежей типографской краской страницы, и мне стало дурно… Впрочем, мы, газетчики, тоже умерли. Кое-как еще держались лишь редакции, оборудованные коротковолновыми приемниками.

И тут я подумал: что же будет с человечеством? Ведь вся наука, вся культура безвозвратно исчезли. Не только в Японии, но и во всем мире опустели библиотеки. Превратились в прах все многотомные издания, все письменные документы, астрономическое число словарей, справочников, научных работ, исследований…

Нет, я не могу этого вынести! Фу-ты, как кружится голова! К горлу подступила тошнота, я закрыл глаза и откинулся на спинку сиденья.

Бумага!

Подумать только, на каком хрупком материале базировалась человеческая культура! Более четырех тысяч лет, с тех пор как изобрели папирус, люди доверяют свои знания, свои духовные достижения этим ничтожным листочкам, с поразительной легкостью поддающимся разрушению. На них запечатлевались самые дерзкие вспышки мысли, тончайшие движения души… И вот бумага исчезла. И человечеству не на что опереться, человеку нечем подтвердить, что он человек. Он снова голый и примитивный, пещерный житель, беспомощный перед устрашающими силами природы. Только сейчас я начал понимать, как велико значение крошечной газетной заметки и клочка простой оберточной бумаги…

…А немой телевизор продолжал работать, На экране популярный обозреватель тыкал указкой в черную доску, исписанную неровными, неуклюжими буквами.

«Дорогие зрители, просим вас сохранять спокойствие! Причины этого необычного явления еще не установлены. Однако правительство срочно принимает все необходимые меры. Бумажные денежные знаки пропали, но работники министерства финансов, основываясь на памяти друг друга, подготавливают проект выпуска новых денег в звонкой монете… Вклады сохраняются и обеспечиваются в тех случаях, когда расхождения в сумме, указанной вкладчиками и названной банками, не превышают пяти процентов. Правительство полностью берет на себя обеспечение вкладов. Дорогие телезрители, помните, что на этот раз вам не остается ничего другого, как только поверить обещанию правительства…

…Дорогие зрители! Мы обращаемся к вам! Речь идет о восстановлении утраченной культуры. Напрягите вашу память. Она единственный источник знаний. Все, что вспомните, запишите на чем угодно — на стене, столе, на вашей рубашке, на спине соседа…»

В институте микроорганизмов меня уже поджидал ученый, приятель моего шефа. Я удивился, увидев, что он ни капельки не подавлен, наоборот, весело улыбается и потирает руки. Радуется, дурак, что установил причину явления. Да что с них взять-то, с ученых! Они же все чокнутые.

— Мне ясно! — сказал он, идиотски хихикая. — Это шалости одного вида бактерий.

Ничего себе шалости! Ишь, ты, скалится, синий чулок! Так бы и дал по очкам!

А он уже тараторил дальше и тянул меня за рукав к микроскопу.

— Крайне интересная и крайне редкая бактерия. Она гостья у нас на Земле. Ее привезли с Марса, очевидно после полета первой ракеты. Да, молодой человек, преинтереснейший вид, преинтереснейший — Bacilla Cilcis Majoris.

— Но… если эта самая бацилла такая опасная, почему же сразу не приняли надлежащих мер?

— Да что вы! Она совершенно безвредная. На человеческий организм совсем не действует. На Земле тысячи подобных ей бактерий паразитируют на волокнах хлопчатобумажных тканей… Я думаю, она хорошо акклиматизировалась в наших условиях и смешалась с земными видами.

— Но как же такая невинная крошка вызвала этот чудовищный скандал?

— А-а, моя бацилла здесь ни при чем! Это виноват искусственно выведенный вид.

— Что-о?! Искусственный?! — я поперхнулся. — То есть вы хотите сказать, что кто-то нарочно… вывел?..

— Вот именно. В наших условиях такой страшный вид не мог появиться сам по себе. Разумеется, это искусственно улучшенный образец. Так сказать, элита. Во-первых, такая бацилла размножается в двести раз быстрее, чем основной вид, — за одну десятую долю секунды. Во-вторых, такое деление происходит еще на стадии споры. Для этого бацилла избирает поверхность бумаги и, как только делится, тут же поедает бумагу. Очевидно, незадолго до сегодняшнего происшествия вся бумага земного шара уже была заражена спорами этой бациллы.

— И сегодня утром все споры превратились в бациллы и… и… — голос у меня дрожал. — Но кто же… Кому понадобилось выводить такой ужасный вид?

— Не знаю. Это уж ваше дело — установить мотивы. — И ученый опять припал к своему микроскопу. — Споры бациллы Cilcis Majoris хранятся в институте космической биологии. Все ученые, работающие над ее изучением, получают споры в этом институте. Так что можете проверить по картотеке, кому их выдавали.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Но, разумеется, никакой картотеки не было. Да что там картотека! Со стеклянных пробирок и ампул с культурами различных космических бактерий исчезли наклейки. Ученые были в