Никакого ответа.

Следующим был Бэйнс:

— Я пришел, потому что мне приказали. Но, раз уж я здесь, выскажу и свою точку зрения на это дело: она мало отличается от предыдущего мнения. Я пытался убедить генералов не нападать на город, но у меня ничего не вышло. Теперь они поняли свою ошибку, я уверен, они заметили, что вы не стали уничтожать все их силы, хотя имели возможность, — и, может быть, теперь мне удастся больше. По крайне мере, я могу попробовать, если вам это понадобится.

Едва ли нам удастся помочь вам в войне против Небес, если мы не смогли ничего сделать с этой вашей крепостью. Кроме того, я предпочитаю сохранять нейтралитет. Но, договорившись с нашими генералами, вы избавились бы от лишних хлопот, пока у вас есть дела посерьезней. А если вам этого мало, прощу не винить меня. Я пришел сюда не по своей воле.

Вновь наступила жуткая тишина, наконец даже Джек Гинзберг вынужден был заговорить:

— Если вы ждете меня, мне нечего предложить, — сказал он. — Я, конечно, благодарю за оказанные в прошлом любезности, но я не понимаю, что происходит, и не хотел бы впутываться в это дело. Я только выполнял свои обязанности; что же касается моих личных дел, я бы предпочел, чтобы мне позволили заниматься ими самому.

Теперь, наконец, огромные крылья пошевелились: и все три лица заговорили. Голоса не было слышно, и слова сами появлялись в ушах слушателей.

О, маловерные, — промолвил Червь,

Вы, чье ничтожное тщеславье

Лелеяло надежду даже в сих глубинах

Лишить Нас золотого Трона — хоть для Нас он

Лишь бремя тяжкое. Алхимией своею

Ты мнил, монах, возвысить славу

Небесного Владыки; но к тому ли

Сквозь вековечный стон и пламя шли вы,

С тех пор, как пали ангелы? Скажите

О том хоть прозой, хоть стихами.

Нас не обманете; тем лишь скорее

Увидим Мы, как мечетесь на грани

Меж Преисподнею и Небесами.

Подобно мореходу, что крушенье терпит

Средь волн кипучих всех своих надежд,

Но не предаст души своей, так не уступим

И Мы в сей страшной битве. Но тому ли

Постичь значенье и причину

Всего, что мы здесь совершили!

О ночь безмолвная, утешь Меня! И сохрани

То Полубожество Мое еще немного,

Покуда не угаснет на рассвете Божества!

Поистине, о маловеры, говорю вам:

Господь наш умер или мертв для нас.

Но, скрытый в глубине непостижимой,

Его остался принцип; и, как звездочет,

Безмерностью небесной зачарован,

Вперяет взор в звезду двойную, так и мы теперь.

О Первопричина! Утратила ее отныне

Вся тварь. Лишь Бог суть независим, Зло же

Само не может жить, и злодеянья

Нуждаются в Священном Свете, ибо смысл их

В нем заключен; Добро всегда свободно,

Тогда как Зло помимо своей воли

Обречено превозносить Добро — так путь нелегкий,

Страданий полон, путника вернет к вершине.

И потому вы, грешники, великой

Гармонии участниками стали,

Как ни низки все ваши устремленья.

Ты, черный маг, и ты, торговец смертью,

Замыслили, предшественников превзойдя,

Помимо Иуды, коего Я Сам терзаю,

Весь мир низвергнуть в Бездну Ночи,

Желая оживить картины,

Что созданы эстетом извращенным Джойсом[118].

И грянула Вселенская война, в которой

Победу одержали силы Преисподней.

Возликовали Мы, но ненадолго,

Освобожденные от Мук, прореченных навеки,

Все наши сонмы духов мерзких,

Что прежде были Ангелами Света.

Но пали и доселе пребывали

Средь ужасов во мраке Преисподней,

Теперь увидели, что мир людей гораздо хуже,

Чем даже в сказочные дни правленья ведьм.

Весьма все новостью такой смутились,

Однако после скорого совета взялись они творить

И проповедовать повсюду Зло, вовсю стараясь

И следуя в том правилам давно известным.

Но вскоре то пустое место,

Где полагается быть Вечному Добру, настало время

Заполнить чем-то; хоть и мертв Всевышний,

Его престол остался. И поскольку

Внизу, как наверху: последний станет первым.

И Тот, кто у ессеев назван

Стоящим за пределами всего,

Возглавить ныне должен, — несмотря на отвращенье,

Добра все силы во Вселенной беспредельной.

Но с вашим злодеянием в сравненьи

Что не покажется добром? А то,

Чего хотим и не хотим Мы,

Теперь значенья не имеет.

В Аду кромешном обрекли нас

Пребыть вовеки, но на Землю

Однажды получив возможность

Ступить, Мы претерпели измененье.

Но как Отцу Греха еще порочней стать?

И вот Мы — Божество, но сделались ли Богом?

Возможно. Известно нам не все, и Иегова

Отнюдь не мертв, но лишь сокрылся или

Сам сократил, как говорит Зогар, свою же Бесконечность,

И, энекуриец, ожидает Великого исхода с безразличьем

Великим; но Мы знаем, во Вселенной,

Им созданной, извечно все стремится

К Нему, и возвещая ныне

Его Самоубийство, мы должны добавить,

Что цель сего ясна Нам совершенно,

Ибо Престол Свой завещал Он

Кому же, как не Человеку,

Который упустил однажды

Свою возможность. И теперь,

Как пожелали Мы вначале, стал Богом Сатана,

И гневом в своей агонии Он превзойдет Иегову,

Обрушившегося на Израиль!

Но царство наше не навеки,

Хоть и покажется вам вечным;

Не в силах пить Я эту чашу, возьми ее, о Человек!

Тебе и лишь тебе она предназначалась

Самим Творцом Вселенной изначально,

Ужасен сей Армагеддон, но род ваш

Еще страшней ждет испытанье,

Ибо из праха предстоит вам

Восстать. Но двери я захлопнул.

И в день неблизкий, но грядущий

Явлюсь опять, и в ваши длани

Я ключ пылающий вложу.

Пока ж — о, участь злая Мекратрига! —

Последнее тягчайшее проклятье

Нести Мне предстоит. И понимаю,

Что не хотел я этой Власти.

И вот: всего достигнув, все Я потерял.