— Но они способны поддержать и не дать пасть духу, дядя. Прекрасная Айна, знайте, что я понимаю и разделяю вашу боль утраты. Мой отец тоже отправился в последний путь под присмотром Моруфа, и скорбь по нему так и не покинула моего сердца.

— О, мне очень жаль. Я понимаю и разделяю вашу скорбь.

— Мои боль и скорбь успели притупиться. Все-таки время величайший из всех лекарей. Но ваше сердце только начинают терзать страдания от этой жуткой утери. И потому, если я хоть как-то способен смягчить вашу боль — только скажите. Я сделаю всё для этого.

— Ха, а мальчишка то не теряет времени зря! Что скажете, а, госпожа Себеш, угадали мы с выбором?

— Безусловно, милейший господин Кардариш! Их пара станет подлинным украшением для всего благородного сословия!

— А то! Доброе начинание. Да. Да поддержат его боги! — Кирот Кардариш поднял вверх кубок и осушил его в несколько мощных глотков. Айна заметила, как в глазах матери пробежала зависть, а губы слегка задрожали. Всё же при посторонних она не смела прикасаться к пьянящему напитку и столь явственно нарушать Время утешений.

А вот брат, напротив, сжался ещё сильнее, отвернувшись от них на столько, на сколько вообще позволяли приличия. Заметив это, Кирот Кордариш сдвинул брови.

— Кажется юный глава рода Себешей, не вполне разделят нашу общую радость. Почему ты не радуешься скорому счастью твоей семьи, юноша? Что, не нравится моя помощь?

— Он вечно у нас такой хмурый и нелюдимый, прошу вас, достопочтенный господин Кардариш, не обращайте на него внимания. Увы, таким его сотворили боги, — тут же затараторила мать, но гость смерил её строгим взглядом, от которого женщина моментально заткнулась.

— Пусть юноша сам говорит за себя. Ему быть мужчиной. Великие горести, да не просто мужчиной — главой семьи! Так почему ты не радуешься, а, Энай Себеш?

— Рад ли дом вору в нем? — тихо произнес мальчик, не поднимая лица. Мать охнула, и глаза её округлились от ужаса, но Кирота ответ Эная, кажется, только позабавил. Налив себе ещё вина, он пристально посмотрел на брата Айны.

— Так вот значит кем ты меня считаешь. Вором. И что же я украл? А? Твою сестричку?

— Вы знаете что.

— Нет, мальчик, не знаю. Потому и спрашиваю. Так что просвети-ка меня.

— Вы забираете нашу собственность.

— Ха! Нашел по чему горевать! Да там же залог на залоге. Давно ли милосердие приравняли к воровству?

— Отнимать у слабых то, что принадлежало им веками не похоже на милосердие.

— Я хочу, чтобы ты понял, Энай, раз уж скоро мы с тобой станем родственниками, — голос Кардариша стал суше и тверже, но не растерял до конца былой веселости. — У твоей семьи нет ничего кроме долгов. Я покупаю не земли, или мастерские с мельницами. У вас их все равно нет и уже давно. Я выкупаю ваши долги. И делаю я это исключительно для того, чтобы по своей безмерной доброте помочь новообретённым родственникам избежать позора. Так что ты должен быть мне благодарен.

— А что случится с заложенным имуществом нашей семьи? С оливковыми рощами и виноградниками, с полями пшеницы и ячменя, с маслобойнями и винодельнями, с дубильнями и ткатскими дворами?

— Я покрою по ним все долги.

— А потом?

— А потом, я заберу их себе. Потому что я могу за это заплатить. Такова цена вашего спасения и этого брака. Уже согласованного брака, как я понимаю.

— Знайте, что вы получаете моё формальное согласие, ибо выбора мне не оставили. Но моё благословение вам не видать. И знайте вот ещё что: однажды, я верну собственность моей семьи.

— Конечно вернешь. Если сможешь всё это у меня выкупить. Или ты намекаешь на другие методы, мальчик?

Энай не изменился в лице. Его извечная бледная каменная маска не дрогнула, а губы так и остались тонкой серой полоской. Спокойно посмотрев на Кирота Кардариша льдом серых глаз, он встал, а потом произнес чуть слышно.

— О методах станет известно в положенный им срок. На этом я прощаюсь с вами, господа Кардариши.

Юноша развернулся и пошел к выходу, даже не бросив на прощание взгляда.

— У вашего сына очень непростой характер, госпожа Себеш, — хмуро проговорил Кирот Кардариш. Было видно, что поступок Эная и вправду его задел.

— Ох, и не говорите. Я просто вся с ним исстрадалась. Но всё же молю, чтобы вы простили ему это глупую выходку. Боги дали моему мальчику совсем слабое здоровье и он так много болеет, что совсем не умеет разговаривать с людьми.

— Это заметно, — произнес гость, очень недобро посмотрев в сторону двери, за которой скрылся брат Айны. — Впрочем, согласие получено и сказано это было публично, а значит свадьбе быть!

— Свадьбе быть! — мать чуть ли не взвизгнула от радости.

— Тогда формальную и официальную помолвку между нашими семьями мы оформим потом. Уже после мистерий и завершения вашего Времени утешений. Мда. Знаете что, госпожа Себеш, а давайте-ка сейчас мы с вами отойдем и как раз обсудим все детали. Пусть будущее наших семей познакомится и побудет наедине.

— Конечно, господин Кардариш. У меня тут есть просто изумительный сад, в котором, я надеюсь, вам очень понравится. Я распоряжусь подать туда вина и закусок.

— И мяса тоже! Пусть ваши рабы пожарят добрый кусок быка. От успешных сделок у меня всегда разыгрывается аппетит.

— Ох, как же отрадно это слышать, господин Кардариш!

Взяв под руку гостя, мать повела его прочь, кинув в сторону Айны очень многозначительный взгляд. В нем была даже не просьба, а скорее повеление. И Айна невольно кивнула, давая понять, что сделает всё, для успеха этого брака. Тем более, глядя на юношу напротив, ей и самой этого хотелось.

Когда дверь закрылась, Рего перевел взгляд на девушку и широко улыбнулся.

— А я уже было испугался, что они никогда не уйдут. Ну что же, будем знакомы, Айна.

Взяв два кубка, он наполнил их вином и протянул один из них девушке. Её рука уже было потянулась к нему, но вдруг замерла в нерешительности. Айна и правда чтила традиции и намеревалась сохранять траур хотя бы ради того, чтобы насолить матери. Но с другой стороны этот юноша манил её, и ей совсем не хотелось начинать их знакомство с отказа.

— Ну же, милая Айна. Я никому об этом не скажу. Особенно духам.

Попросив про себя прощения у покойного отца, она протянула руку вперед и пальцы её легли на холодный металл, показавшейся ей горячее натопленной печи. Айна даже невольно закусила губу, чтобы не ойкнуть, а потом поднесла кубок ко рту и слегка пригубила терпкого вина, приправленного медом.

Юноша тоже сделал глоток и с явным интересом посмотрел на Айну. В его взгляде было любопытство, интерес, а ещё… желание. Без всякого стеснения его глаза шарили по её телу. Они блуждали и пожирали её. Айна хорошо знала такие взгляды, но сейчас, она неожиданно поймала себя на мысли, что это внимание было ей приятно. Ей нравилось, как юноша изучает её тело, как он засматривается на него, как тонет в нем. И она хотела, чтобы он смотрел на неё ещё.