Я вернулся из ЦК, дал необходимые указания и на следующее утро вылетел[565]. Там я проинформировался у своего чекиста, кстати сказать, человека нерешительного и дипломата[566], а больше всего у посла СССР Андропова* о положении дел[567]. Приготовил особняк, где жил Верховный комиссар по Венгрии К. Е. Ворошилов, и стал ждать прилета Микояна и Суслова.

Вечером поездил и походил по городу. Наблюдал, как бродят группы молодежи, о чем-то шепчутся и т. д.

Утром уже мне сказали, что в районе Корвина (кинотеатра) группа молодежи забаррикадировалась и постреливают. Кроме того, захвачен один райисполком группой молодежи. Неспокойно в студенческом городке и в ряде других мест[568].

В полдень съездил на аэродром, встретил Микояна и Суслова и доложил. К вечеру они договорились встретиться в Политбюро с Гере, с Надем и другими товарищами.

Я к этому времени через Министерство внутренних дел Пироша* собрал дополнительные данные, что все дело затеяно Имре Надем, который недоволен политикой Гере, а скорее всего, хочет сам встать во главе Венгрии. Исполнителем его намерений является зять, который активно вооружает молодежь, студентов и разных проходимцев, — начальник главного управления полиции Венгрии Копачи*. Эти данные подтверждаются многими источниками[569].

Оружия роздано несколько сот стволов, а также и автоматов. И сейчас в район Корвин подбрасывают еще, используя городские водосточные трубы большого диаметра, по которым ходят знающие схему люди.

Я вечером все это доложил Микояну и Суслову, и втроем поехали на заседание Политбюро ЦК. Кстати сказать, ехать пришлось в бронемашинах, так как перед тем, как выехать, на нашей улице напротив советского посольства началась стрельба из автоматов[570].

Я пошел выяснить , и оказалось, что из переулка повстанцы стали обстреливать наших солдат и офицеров. Те открыли ответный огонь.

Когда приехали в ЦК, там тоже кругом стояли бронетранспортеры, дежурили военные, одним словом, возникло военное положение.

Заседание политбюро начали с обсуждения положения в стране и в Будапеште. «Информаторов» было много, но ни Гере, ни другие толком ничего не знали.

Я Пирошу сказал, чтобы он выступил и рассказал. Он попытался — его постоянно перебивали, и он замолчал. Из выступлений я единственное, что понял, что студентов подбивают на выступления журналисты и особенно их вдохновитель Лошанцы*, который тоже поддерживает Имре Надя[571].

Я тогда, посоветовавшись с Микояном и Сусловым, решил выступить и сказать правду, как обстоит дело. Я выступил и сказал: «С повстанцами надо кончать, так как дело может принять плохой оборот. Уже сейчас десятки убитых и раненых. Все дело в том, что одним из вдохновителей является зять Имре Надя. А Лошанцы снабжает оружием нач. Главного Управления полиции Копачи»[572].

Когда я это сказал, на лице у Имре Надя выступили белые пятна, он заерзал на стуле, а у других вытянулись лица. «Поэтому, — закончил я. — Надо сейчас дать необходимые полномочия т. Пирошу, чтобы он принял решительные меры к выявлению и аресту инициаторов восстания, а политбюро к проведению соответствующей разъяснительной работы с населением».

После меня, смущенный, выступил Надь. Он только мог сказать, что зять у него хворый и вряд ли способен руководить повстанцами. Что касается Копачи, то он его почти не знает, но ему казалось, что он хороший работник.

Еще кто-то выступил с общими рассуждениями, и на этом закрылось обсуждение. Ничего не решили.

Мы сели в броневик: я первым, за мной Микоян и Суслов в отдельных броневиках. Когда мы выехали к президентскому дворцу, я увидел, что от площади идут две грузовые автомашины с людьми с белыми флагами. На каждой машине по 20–30 человек с оружием.