В.В.Гудаков защитил во Франции диссертацию, используя идеи Гумилева, но при обсуждении диссертации именно эти идеи, по словам Гудакова, «вызвали острейшую дискуссию методологического характера, связанную с особенностями французской историографии и ментальности».

Разницу между восприятием Гумилева в России и на Западе особенно хорошо показал философ Григорий Померанц еще в 1990 году.

Из статьи Григория Померанца в журнале «Общественные науки:

«…Я попытался оценить его (Льва Гумилева. – С.Б.) теорию и включил критику ее в статью. Когда статья была напечатана, я послал оттиск покойному ныне г-ну Кейюа, в журнал "Диожен". Г-н Кейюа ответил, что статья подходит, но надо опустить критику теории этносов: она неинтересна западному читателю».

Наконец, Гумилев после «Зигзага истории» получил репутацию антисемита. От людей с такой репутацией на Западе после 1945 года просто шарахаются. Взгляды Гумилева были одиозны, а в обществе победившего конформизма одиозных авторов подвергали негласному бойкоту. В СССР человек, писавший о запретном, был героем. Во Франции, Великобритании, Канаде – отщепенцем.

Гумилев станет интересен западным ученым только тогда, когда изменится до неузнаваемости сам западный мир.

В книгах друзей Гумилева и в статьях его врагов я часто встречал словосочетание «учение Льва Гумилева». Быть сторонником Гумилева – значит не только признавать теорию этногенеза, но и верить в «симбиоз с Ордой», в победу потомков крещеных татар на Куликовом поле, во все ошибки и несообразности, которых немало у Льва Николаевича. Разумеется, на такое способны лишь люди, навсегда плененные Гумилевым, попавшие под власть его чар. Когда-то таких людей было очень много, теперь их всё меньше. Когда-то и я был таким, но чары закончились. Теперь я вижу, что пассионарная теория этногенеза – это одно, палеогеография – другое, востоковедение – тертье, евразийство – четвертое.

Единого «учения Гумилева», на мой взгляд, нет. Есть научное наследие русского историка Льва Гумилева. Наследие очень богатое: сочинения по востоковедению, палеогеографии, этнологии, всемирной истории, истории России. Одни устарели еще при жизни автора, другие же бессмертны. Позволю себе одну историческую аналогию.

Из книги Александра Герцена «Былое и думы»: «Гегель во время своего профессорства в Берлине, долею от старости, а вдвое от довольства местом и почетом, намеренно взвинтил свою философию над земным уровнем и держался в среде, где все современные интересы и страсти становятся довольно безразличны, как здания и села с воздушного шара. Настоящий Гегель был тот скромный профессор в Иене, друг Гельдерлина, который спас под полой свою "Феноменологию", когда Наполеон входил в город; тогда… он не читал своих лекций о философии религии, а писал гениальные вещи, вроде статьи "о палаче и о смертной казни", напечатанной в Розенкранцевой биографии».

Однажды, уже в конце жизни, Гумилев, возвращаясь с прогулки, сообщил Ольге Новиковой: «Оленька! Я – спасу Россию!» Вероятно, это была шутка. Хотя в тот же час Лев Николаевич стал рассказывать своей ученице о евразийце Николае Трубецком – Гумилев как раз писал о нем статью для журнала «Наше наследие». Это была одна из последних научных работ в его жизни. Друзья и поклонники Гумилева обычно воспринимают слова о спасении России как еще один аргумент в пользу евразийства.

Прошли годы. Теперь в евразийство верят главным образом романтики и политики. Иногда те и другие даже встречаются друг с другом, например, в московском центре Льва Гумилева, где проходят круглые столы и фуршеты, концерты и вечера, посвященные евразийству. Люди в смокингах и фраках поднимают тосты в честь Гумилева и евразийства. Только вот какое отношение эти гумилевцы-евразийцы имеют к теории этногенеза, что они вообще знают об идеях Гумилева, о его научных взглядах? На сайте этого центра есть вкладка «Сакральная география». Открыв ее, легко убедиться, как далеки воззрения Павла Зарифуллина, директора центра, от пассионарной теории этногенеза.

Меня часто спрашивали, о ком я пишу книгу. Я отвечал: «О Гумилеве». О, как интересно, а за что его все-таки расстреляли? Или: «А почему он бросил Ахматову?» Или «Да, я тоже очень люблю его стихи». Все мои собеседники – человек пятнадцать, — услышав фамилию «Гумилев», тут же вспоминали Николая Гумилева. В начале девяностых такого нельзя было и представить. Николая Гумилева охотно читали, но слава Гумилева-сына затмевала славу Гумилева-отца.

В наши дни слава Льва Гумилева стала меньше, успех – тише. Он вышел из интеллектуальной моды. Ему все чаще припоминают ошибки, а евразийские фантазии о благотворном влиянии татаро-монгольского ига вызывают раздражение. Чем больше в России мигрантов из Средней Азии, тем меньше веры в спасительное для России братство с народами Великой степи. А потому оставим евразийцам упоительные фантазии. Пусть утешаются. В эпоху нового переселения народов актуальны совсем другие идеи Гумилева.

Будущее России и Европы, наша судьбы и судьба наших детей зависят от национальной политики. Не ждет ли нас судьба Китая времен варварских царств? Или Римской империи? Вот здесь и можно вспомнить слова о спасении России.

Критики называют теорию Гумилева мрачной, но станем ли мы ругать врача, который просто ставит больному диагноз? Лучше знать горькую правду, чем утешать себя сказками и побасенками про дружбу народов и свет просвещения, который должен рассеять мрак невежества и ксенофобии.

Впрочем, я все-таки не согласен с критиками Гумилева. Его взгляд на мир вовсе не мрачен. Да, межнациональные конфликты неизбежны. Да, народы не вечны. Зато вечно этническое разнообразие.

Нет ничего печальнее и примитивнее, чем скучный мир глобализации. Вроде Бориса Друбецкого, каким его увидела Наташа Ростова: «Серый и узкий, как часы в столовой».

Скука глобализации, растворение народов в едином человечестве – всё это не только пошло, но и совершенно нереалистично. Мир, разделенный на этносы и цивилизации, жесток, зато это сложный, многоцветный, живой мир, полный творчества и жизни.

Из беседы Льва Гумилева с Айдером Куркчи: «Когда я умру, не говорите, что я был милым и ворчливым стариком, знающим всё про всё. Вранье. Я только узнал, что люди разные, и хотел рассказать, почему между народами были и будут кровавые скандалы. Должен сказать серьезно: предмет моей науки довольно строг, хотя и не общепринят; предмет мой – разнообразие».

Аарон

Абакумов В.С.

Аббат Прево (см. Прево д'Экзиль А.Ф.)

Абросов В.Н.

Аввакум Петров

Август Гай Юлий Цезарь Октавиан

Августин Аврелий

Аверченко А.Т

Авраам (библ.)

Агеносова О.А.

Агранов Я.С. (Сорензон Я.Ш.)

Адашев Даниил