Часть оборонявшихся попыталась спастись бегством через канализацию, освещая путь свечами, они шли вброд по нечистотам, которые иногда доходили им до пояса, а сверху, с улицы, доносился шум жестокого боя. Они наткнулись на тело красивой, элегантной женщины в шубе и шелковых чулках, которая по-прежнему крепко стискивала в руке свою сумочку, и стали строить предположения, кто она такая. Через несколько сот метров уровень воды поднялся слишком высоко и дальнейшее продвижение стало невозможным. Большинству, включая Пфеффер-Вильденбруха, пришлось подняться наверх и выбраться через люки на улицу, где их вскоре взяли в плен советские солдаты. Примерно 16 000 человек, солдаты и гражданские, покинули город, добрались до холмов, окружавших город, и там бесцельно бродили или прятались. Дерзкие беглецы захватили советскую хлебовозку и немедленно устроили перестрелку, сражаясь за ее содержимое. Те, кто продолжал брести на запад, вышли из леса и оказались на открытом пространстве Жамбекского бассейна. Они представляли собой прекрасную мишень на фоне снега, и советские снайперы и пулеметчики уничтожали их сотнями. В городе также происходило массовое уничтожение солдат, охваченных паникой. Советский офицер записал: «Несмотря на огромные потери, гитлеровцы продолжили продвигаться к выходу из города, но вскоре наткнулись на наши “катюши”, которые в упор стали расстреливать их залпами. Это было ужасное зрелище»14. Из 43 900 солдат Будапештского гарнизона только 700 добрались 11 февраля до немецких передовых позиций на западе; из оставшихся 17 000 были убиты и больше 22 000 взяты в плен.

На Будапешт опустилась мертвая тишина. Пятнадцатилетний Ласло Десео побрел обратно в квартиру своей семьи после того, как первые русские штурмом прошли через нее. «Хотелось выть, проходя по комнатам. Там валялось восемь мертвых лошадей. Стены были красными от крови на высоту человеческого роста, кругом грязь и обломки. Все двери, шкафы, мебель и окна сломаны. Штукатурка обвалилась. Приходилось наступать на мертвых лошадей. Они были мягкими и пружинили. Если на них попрыгать, около пулевых отверстий с шипением появляются кровавые пузырьки».

Выжившие начали осторожно выбираться из развалин. Их смущала непредсказуемость поведения победителей: некоторые русские, войдя в квартиру, убивали всю семью, другие вместо этого принимались забавляться игрушками, а затем уходили, никого не тронув. Один венгерский писатель так отзывался о завоевателях: «Они были простые и жестокие, как дети. После того как миллионы людей были уничтожены Лениным, Троцким, Сталиным или погибли на войне, смерть для них превратилась в обыденное явление. Они убивали без ненависти и позволяли убивать себя без сопротивления»15. Было много расстрелов, особенно русских, взятых в плен в немецкой форме. Застрелили несколько почтальонов и кондукторов трамвая, потому что русские принимали их кители за форму боевиков партии «Скрещенные стрелы». Методичное разграбление банков и коллекций произведений искусства проводилось под надзором НКВД, особое внимание уделялось собраниям известных коллекционеров из числа венгерских евреев; добытое отправлялось в Москву. Большинство выживших женщин Будапешта, всех возрастов, от 10 до 90 лет, включая беременных, подвергались насилию. Тяжелое положение жертв насилия еще более ухудшалось тем, что солдаты заражали их венерическими заболеваниями, а во всей Венгрии не было лекарств. Епископ Йозеф Грош в отчаянии записал: «Возможно, именно это творилось в Иерусалиме, когда пророк Иеремия писал свой “Плач”».

Венгерские коммунисты умоляли советское командование обуздать бесчинства солдат. «Совершенно ненормально восхвалять Красную армию на плакатах, на партийных собраниях, на заводах и повсюду, – горестно сетовало одно из таких обращений в конце февраля, – если людей, которые пережили тиранию, теперь, как скот, гонят по дорогам российские солдаты, постоянно оставляя за собой трупы. Товарищей, направленных в сельскую местность для распределения земли, крестьяне спрашивают, какой толк им получать землю, если их лошадей с пастбищ забрали русские. Они не могут пахать носом». Такие ходатайства не приносили результатов. Сталин решил, что грабеж и насилие станут законной наградой для его солдат за их жертвы. Поляков, югославов, чехов и венгров постигла та же судьба, что была уготована немцам.

В Будапеште, еще до того, как пала последняя линия обороны, вновь открылся первый кинотеатр, в котором показывали советский пропагандистский фильм «Битва за Орел». Почти немедленно началась работа по установке памятников советским героям войны на площадях и в парках. Выдержавшим неимоверные страдания венграм очень хотелось снова смеяться, и среди руин вскоре появились шумные кабаре. Комик Кальман Латабар выходил на сцену под непрекращающиеся аплодисменты, которые переходили в овацию, когда он задирал рукава и штанину и изображал советских «освободителей» Венгрии, демонстрируя гирлянды наручных часов. Несколько месяцев спустя его застрелили бы за гораздо меньшую вольность.

Взятие Будапешта обошлось русским примерно в 80 000 убитых и четверть миллиона раненых. Приблизительно 38 000 гражданского населения умерли в осаде, еще десятки тысяч были высланы в Советский Союз для принудительного труда, из них многие не вернулись обратно. Немецкие и венгерские войска потеряли примерно 40 000 убитыми, и 63 000 солдат были взяты в плен. Эта дикая, бесполезная битва считалась бы грандиозной, если бы произошла на англо-американском фронте. Но на самом деле только венгры обратили внимание на ее ужасы. Через три месяца ее затмила подобная же драма намного большего масштаба, которая развернулась в столице гитлеровской Германии.

В первые месяцы 1945 г. большинство немцев относились к появлению американских и британских войск в своей стране как к незаслуженной агрессии; притом что многие понимали, что Гитлер привел их к катастрофе, немцам было нелегко принять последствия для собственной повседневной жизни. Солдаты американского 273-го дивизиона полевой артиллерии заняли дом, в котором жила, по словам одного из солдат, «маленькая, похожая на птицу женщина, одетая в черное, которая неверной походкой вышла из боковой двери. Как только она увидела, что мы разграбили ее поленницу, она принялась орать что-то по-немецки. Пока мы утаскивали охапки дров, она разрыдалась и непрерывно вопила, время от времени задыхаясь на полуслове». Американцы потолковали между собой и решили, что эти вопли не заслуживают внимания. «Вот черт, – сказал Френчи, – эта баба такая же, как все фрицы»16. Так же реагировал деревенский парень из отделения ефрейтора Чарльза Феликса, когда разговорчивая немецкая женщина пожаловалась, что явившиеся к ней американские солдаты поцарапали мебель в ее доме. «Как мне надоели эти проклятые фрицы! – запротестовал солдат. – Мы попали сюда на войну из-за них, а она еще смеет жаловаться насчет мебели! Эй, дамочка, посмотрите-ка, как выглядит поломанная мебель!»17 Он схватил стул и швырнул его об стену. Очень немногие из солдат союзных сил вели себя благородно по отношению к гражданским: рядовой из инженерного взвода под командованием Аарона Ларкина заплакал, когда ему приказали выселить немецкую семью из дома, чтобы разместить там военных18; ефрейтор Гарольд Линдстром ощутил угрызения совести, когда улегся в женской спальне на перину в полном обмундировании и в солдатских ботинках19.