Генерал Крымов едет в Петроград один, чтобы разобраться в ситуации. Сначала он встречается с Алексеевым, потом с Керенским. Выйдя от Керенского, он пишет письмо Корнилову и стреляется. Командующий Юго-Западным фронтом Деникин в тот же день арестован своими же собственными солдатами – представителям Временного правительства придется приложить немало усилий, чтобы вывезти его и предотвратить суд на месте. Командующий Западным фронтом Балуев заявит, что его неправильно поняли, и перейдет на сторону Временного правительства. Командующий Северным фронтом Клембовский будет снят с должности. И только казачий атаман Каледин сможет продолжить борьбу – он объявит, что собирает свои войска на территории области Войска Донского.

1 сентября новый глава штаба Алексеев едет в Ставку, арестовывает Корнилова и приближенных к нему офицеров и сажает в специально созданную по этому поводу тюрьму в монастыре города Быхова с двойным периметром охраны. Снаружи их охраняют солдаты Временного правительства, а внутри – верные Корнилову бойцы-туркмены из так называемого текинского отряда.

7 сентября Алексеев уходит в отставку под давлением Петросовета, который считает его «черносотенным генералом» и сторонником прежнего режима. Впрочем, после поражения путча[122] Керенский увольняет многих приближенных. Он со скандалом увольняет Савинкова, узнав от него самого подробности его переговоров с Корниловым. Даже своего верного заместителя Некрасова Керенский подозревает в измене и ссылает его из правительства, назначив генерал-губернатором Финляндии.

«Новое время» закрывают, как и предсказывал Суханов, за симпатии к Корнилову. Однако на следующий день закрывают и «Новую жизнь» Горького – за вызывающую критику правительства, войны и союзников.

Корниловский мятеж становится самым знаковым событием 1917 года в России. Трудно себе представить большее нагромождение абсурда, который приведет к резкому росту популярности большевиков и закончится Октябрьской революцией. Характерно, что никто из его участников никогда не признает своих ошибок, каждый (с обеих сторон) будет до конца жизни верить в подлый заговор, жертвой которого он стал.

«Все менее надежд теперь возлагают на недавнего полубога – Керенского», – пишет в дневнике Александр Бенуа, который еще в марте так мечтал быть ему полезен. Авторитет Керенского подорван, те, кто боготворил его, разочарованы.

«Керенский в эти минуты был жалок» – так описывает министр вероисповеданий Карташев заседание правительства в разговоре с Гиппиус. «Он визжал свое, не слушая, и, вероятно, даже физически не слыша никаких слов, к нему обращенных», – добавляет от себя Гиппиус. Она, как и многие другие, считает Керенского агрессором, Корнилова жертвой и совершенно не верит в мятеж. Поэт Константин Бальмонт пишет о Керенском манерные, наполненные желчью стихи «Кем ты был? Что ты стал? Погляди на себя». Популярный певец Александр Вертинский, часто выступающий в образе Пьеро, вспоминает, что их сравнивают, называя Керенского «Печальным Пьеро российской революции» за истеричность, патетику и склонность к театральным жестам.

То, что происходит с Керенским, похоже то ли на биполярное расстройство, то ли на синдром выгорания: месяцы подряд про него говорили, что это единственный человек, который работает в правительстве, и что он почти не спит. В марте Гиппиус переживала, что Керенский надорвется, – и к августу это случилось.

Теперь во время публичных выступлений он похож на наркомана (говорят, он действительно нюхает кокаин). Но главное, эйфория сменяется у него затяжной депрессией, когда он теряет интерес к работе. А потом хвастается перед коллегами, что постоянно ставит автографы на своих портретах, считая это признаком популярности.

Молодые художники-футуристы, называющие себя «правительством Земного шара», выдумывают перфомансы, которые высмеивают Керенского (правда, не осуществляют их). «Председатель Земного шара» Велимир Хлебников называет главнокомандующего «главнонасекомствующим» и предлагает сделать чучело Керенского, торжественно отнести его на Марсово поле к братской могиле жертв революции – и там высечь. «Так, чтобы стоны секомого слышали павшие в феврале с его именем на устах». Еще «правители Земного шара» планируют дать Керенскому пощечину «от имени всей России», однако ограничиваются тем, что посылают в Зимний дворец шуточные телеграммы, адресуемые «Керенской Александре Федоровне» – Хлебников считает крайне символичным совпадение имен нынешнего премьера и бывшей императрицы.

Александр Бенуа пересказывает распространенную сплетню, будто бы премьер, поселившись в Зимнем дворце в бывших покоях Александра III, «целыми днями там распевает оперные арии, принимает всякий сброд и все менее интересуется делами». В шутку Керенского теперь называют Александром IV. Оперные арии и императорская кровать – это, скорее всего, преувеличение – слух сродни безумным оргиям с участием Распутина, Вырубовой и императрицы. Но, как и в прошлый раз, этим слухам верят.

Владимир Львов, самозваный посредник в переговорах между Керенским и Корниловым, проведя короткое время в Петропавловской крепости, выходит и начинает с жаром подтверждать все слухи о Керенском, которые слышит. Он рассказывает, что 26 августа, будучи арестованным в Зимнем дворце, был заперт в спальне вдовствующей императрицы Марии Федоровны и не мог уснуть всю ночь, потому что за стеной, в спальне Александра III, расхаживал и громко пел Керенский. Наконец, самый безумный слух – будто бы после революции Керенский развелся с женой (что правда), чтобы жениться на одной из царских дочерей (вымысел).

Корниловский мятеж полностью меняет расстановку сил в Петрограде. Большевики сыграли решающую роль в защите столицы и разложении корниловских войск. Члены Петросовета просят Керенского выпустить сотни большевиков, которые оказались после июльского восстания в тюрьмах. Большевики кричат, что теперь нужно арестовать всех кадетов, ведь они одобряли Корнилова. Однако этого не происходит, лишь в Крыму по инициативе Симферопольского совета рабочих депутатов арестовывают миллионера Павла Рябушинского по подозрению в симпатии к Корнилову. Его освобождают только после вмешательства Керенского.