Далее он заклинал его избегать прежде всего пьянства, и сей порок сравнил с мерзкими привычками свиньи и с пристрастьем к тем ядовитым снадобьям, о которых говорят, что они, будучи съедены, отбивают память. В этом месте своей речи преподобный и красноносый джентльмен начал выражаться на редкость бессвязно и, возбужденный собственным красноречием, пошатнулся и рад был ухватиться за спинку стула, чтобы сохранить вертикальное положение.

Мистер Стиггинс не предостерегал своих слушателей против тех лжепророков и жалких плутов от религии, которые, не обладая ни умом, чтобы излагать первоначальные доктрины, ни сердцем, чтобы их почувствовать, являются более опасными членами общества, чем заурядные преступники, ибо, конечно, они влияют на самых слабых и несведущих, вызывают гневное презрение к тому, что должно считаться самым священным, и до известной степени дискредитируют множество добродетельных и почтенных людей, возглавляющих многие превосходные секты. Но так как мистер Стиггинс долго стоял, перегнувшись через спинку стула, и, закрыв один глаз, упорно подмигивал другим, то следует предположить, что он обо всем этом думал, но хранил про себя.

Во время этой речи миссис Уэллер всхлипывала и проливала слезы после каждой фразы, а Сэм, усевшись верхом на стул и облокотившись о верхнюю перекладину спинки, очень учтиво и любезно взирал на оратора, изредка бросая многозначительный взгляд на старого джентльмена, который сначала был в восторге, но на середине речи заснул.

– Браво, очень мило! – воскликнул Сэм, когда красноносый, закончив речь, натянул рваные перчатки, причем так далеко просунул пальцы в дыры, что показались суставы. – Очень мило!

– Надеюсь, это принесет вам пользу, Сэмюел, – торжественно произнесла миссис Уэллер.

– Думаю, что принесет, мамаша, – отвечал Сэм.

– О, если бы я могла надеяться, что это принесет пользу вашему отцу! – промолвила миссис Уэллер.

– Благодарю тебя, моя дорогая, – отозвался мистер Уэллер-старший. – А как ты себя чувствуешь, моя милая?

– Зубоскал! – воскликнула миссис Уэллер.

– Во мраке пребывающий, – добавил преподобный мистер Стиггинс.

– Достойное создание! – сказал мистер Уэллер-старший. – Если я не увижу другого света, кроме ночного мрака этой-вот болтовни, то похоже, что я так и останусь ночной каретой, пока окончательно не уберусь с дороги. Ну-с, миссис Уэллер, если пегий долго будет стоять на извозчичьем дворе, он на обратном пути ни за что не остановится, и как бы это кресло с пастырем в придачу не перелетело через изгородь.

Услышав о такой возможности, преподобный мистер Стиггинс с нескрываемым ужасом подхватил свою шляпу и зонт и предложил отправиться в путь немедленно, на что миссис Уэллер дала согласие. Сэм проводил их до ворот и почтительно распрощался.

– Адью, Сэмивел, – сказал старый джентльмен.

– Что это за адью? – осведомился Сэмми.

– Ну, тогда до свиданья, – сказал старый джентльмен.

– А, так вот вы куда целитесь! – сообразил Сэм. – Ну, до свиданья.

– Сэмми! – прошептал мистер Уэллер, осторожно озираясь. – Поклон твоему хозяину, и скажи ему, чтобы он дал мне знать, если что-нибудь затеет насчет этого-вот дела. Мы с одним хорошим столяром придумали план, как его отсюда вытащить. Пьяно, Сэмивел, пьяно! – добавил мистер Уэллер, хлопнув сына в грудь и отступая шага на два.

– Что это значит? – спросил Сэм.

– Фортепьяно, Сэмивел! – отвечал мистер Уэллер с сугубой таинственностью. – Его можно взять напрокат, по играть на нем нельзя будет, Сэмми.

– А какой же тогда прок от него? – полюбопытствовал Сэм.

– Пусть он пошлет за моим приятелем столяром, чтобы тот взял его обратно, Сэмми, – отвечал мистер Уэллер. – Теперь смекаешь?

– Нет, – сказал Сэм.

– В нем нет никакой машины, – зашептал отец. Он там свободно поместится и в шляпе и в башмаках, а дышать будет через ножки, они внутри выдолбленные. Нужно запастись билетами в Америку. Американское правительство ни за что не выдаст его, когда узнает, что он при деньгах, Сэмми. Пусть хозяин живет там, пока не помрет миссис Бардл иди пока не повесят Додсона и Фогга (мне кажется, Сэмми, что это случится раньше), а тогда пусть возвращается и пишет книгу про американцев. Это окупит все расходы с излишком, если он им хорошенько всыплет!

Мистер Уэллер с большим возбуждением изложил шепотом суть заговора, затем, словно из боязни ослабить дальнейшими речами эффект потрясающего сообщения, по-кучерски отсалютовал и скрылся.

Сэм едва успел обрести свое обычное спокойствие, которое было в значительной мере нарушено секретным сообщением почтенного родителя, как к нему обратился мистер Пиквик.

– Сэм! – сказал сей джентльмен.

– Сэр? – откликнулся мистер Уэллер.

– Я собираюсь прогуляться по тюрьме и хочу, чтобы вы меня сопровождали. А вон идет сюда арестант, которого мы знаем, Сэм, – добавил мистер Пиквик.

– Который, сэр? – осведомился мистер Уэллер. – Джентльмен с копной волос на голове или чудной узник в чулках?

– Ни тот, ни другой, – отвечал мистер Пиквик. – Это один из ваших более старых друзей, Сэм.

– Моих, сэр? – воскликнул мистер Уэллер.

– Думаю, что вы прекрасно помните этого джентльмена, Сэм, – отозвался мистер Пиквик, – если память на старых знакомых у вас не хуже, чем я предполагал. Тише! Ни слова, Сэм, ни звука. Вот он.

Во время этого разговора подошел Джингль. В поношенном костюме, выкупленном с помощью мистера Пиквика у ростовщика, он казался не таким жалким, как раньше. Мистер Джингль надел чистое белье и подстриг волосы. Однако он был очень бледен и худ, а когда медленно плелся, опираясь на палку, легко было заметить, что он жестоко пострадал от болезни и нищеты и до сих пор еще не набрался сил. Джингль снял шляпу, когда мистер Пиквик с ним поздоровался, и казался очень смущенным и взволнованным при виде Сэма Уэллера.

За ним по пятам шел мистер Джоб Троттер, в списке пороков которого во всяком случае не значилось отсутствие верности и дружеской привязанности. Он был по-прежнему ободран и грязен, но лицо его слегка пополнело за несколько дней, прошедших после первой встречи с мистером Пиквиком. Кланяясь нашему мягкосердечному старому другу, он пролепетал какие-то отрывистые слова благодарности и что-то забормотал о том, что он спасен от голодной смерти.

– Хорошо, хорошо! – нетерпеливо перебил мистер Пиквик. – Ступайте с Сэмом. Я хочу поговорить с вами, мистер Джингль. Можете вы идти, не опираясь на его руку?

– Конечно, сэр, – к вашим услугам – не очень быстро – ноги ненадежны – – в голове неладно – все кружится – похоже на землетрясение – весьма.

– Возьмите-ка меня под руку, – сказал мистер Пиквик.

– Нет, нет, – возразил Джингль, – право же, не надо – нет.