– При чем тут Сейки?

– Таугран Золотой нашептывает мне, – ответил речной хозяин. – Я его искал на Муисиме.

– Что за ложь нашептал тебе этот змей?

– Дом Нойзикен должно принести в жертву. У вас в крови звездный свет и любовь драконов, – тихо ответил безумец. – И они должны сгинуть в хаосе.

Фуртия до корней оскалила зубы.

– Нойзикен и они – одно. Вас теперь осталось всего трое: твоя бабка, сестра и ты.

Вдовствующая императрица дрожала, впившись глазами в последнее свое дитя. Думаи снова всмотрелась в темноту под ногами и поняла, что именно видит.

– Нет… – прошептала она.

– Да. Весь ваш род собран здесь по моему приказу, – сказал речной хозяин, – и станет им пищей.

Гнев стиснул ей горло – она никогда не думала, что способна на такую ярость.

– Дурак! – Думаи рванулась к нему, Никея ее оттащила. – Дурак, ты свихнулся на сказке!

– Красивые слова, – в язвительном ответе прорвался прежний Фотая. – В устах одной из Нойзикен.

Солнце скрылось. Толпа молчала, онемев от страха, слышались лишь редкие рыдания. Сипво снова забилась в руках стражи.

– Остановитесь, отец, – с самым невозмутимым видом заговорила Никея. – Императрица Сузумаи – ваша внучатая племянница и столько же Купоза, сколько Нойзикен. Вы и свою семью скормите змею?

– Ах, наследница, милая моя дочь.

Глаза его вновь потемнели, в них проглянули белки. Думаи чувствовала, что этот просвет ненадолго.

– Ты и вправду отказалась от меня – ты, у кого в крови драгоценное горючее, способное гореть не хуже моего.

– Как и у Сузу. – Никея не двинулась с места. – Отец, есть другой способ. Я знаю, он есть. На Севере я видела женщину… – (Думаи поняла, что она соображает на ходу.) – Она тоже владеет огнем. Она способна вызывать его по своей воле, как Шелковичная королева. Позволь, я разыщу ее для тебя.

Речной хозяин покачал головой:

– Ты сделала выбор. Когда загорится Фонарь Квирики, его сила воспламенит столь любимую тобой Нойзикен. Ее свет затмит твой, потускневший. Она победит тебя, как море побеждает пламя. Даже воды твоего разума покорятся ей. – Он не сводил с дочери глаз, пока их снова не затянуло серым. – Таугран видит тебя, принцесса Думаи. Моими глазами – он видит.

«Фуртия! – позвала Думаи, чувствуя, как встрепенулась гневная дракана. – Фуртия, ты сумеешь достать мою сестру?»

«Таугран уже здесь, дитя земли».

– Возьми меня, – в отчаянной попытке отвлечь речного хозяина крикнула Думаи. – Меня, а не Сузу. Во мне нет пламени!

– Нет! – жарко выдохнула Никея.

– Поздно, – проговорил речной хозяин, и лицо его оплыло, как подгнивший плод. – Но не бойся. Ты тоже умрешь в эту ночь, и твою бабку я достану на горе. Она – конец радуги.

– Нет, я тебе не позволю! – Думаи призвала белый свет, наполнила им ладони. – Покажи мне свой свет, а я покажу тебе свой.

– Твой проиграет.

Багровое пламя вспыхнуло в его ладонях – люди закричали, а Никея застыла, уставившись на отца.

– Колесо поворачивается в твою сторону, принцесса. Хаос даст тебе свет. – Он шагнул к ней, в белое сияние. – Но пока у меня еще есть время.

«Сестра, мне нужна помощь!» – позвала Думаи, но из яви ей не было доступа в сон.

И тут взревели все боги. Речной хозяин воздел полные пламени руки, и в огне явилась золотая чешуя, изъязвленная, почерневшая, – змей вылетел из-за утеса. Толпа разразилась воплями. Одни повалили к городу и по крутой тропе – к берегу, другие замерли на месте, страшась выдать себя малейшим движением.

Таугран Золотой разинул бездонную и черную, как хаос, пасть. Зубы блеснули горными пиками. И лязгнули. Одно движение ужасной головы – и Сузумаи не стало.

Мгновение – или час, или год – никто не дышал. Потом придушенно взвыла вдовствующая императрица – голосом сердца, оторванного от рассудка. Она выдралась из когтей стражи и кинулась в кровь, промочила в ней рукава, волосы.

Думаи могла только смотреть. Разум снова покинул ее тело. Она смотрела туда, где больше не было сестры. Она смотрела на свежую кровь на земле. Она смотрела на обезумевшую от горя Сипво. Она смотрела на Тауграна. Все перед ней заливала белизна. Она была на горе, она карабкалась к вершине. Она заблудилась в снежной буре.

Она бросилась на змея.

Время замедлило ход, словно упавший в море камень. Она не думала о матери, о Никее, даже о Сузумаи. Ее поглотило иное. Она оставила позади речного хозяина – пустое место, деревянную куколку.

Стрела пробила ей бок.

– Думаи! – вскрикнула Никея.

Но Думаи не ощутила боли. Слишком промерзла. Реки неземного света текли сквозь нее. Она была звездой в живой плоти, упавшей на землю, чтобы укротить огонь, и смерть ничего не значила, если она сделает свое дело. Она пробежала по крови радуги (красный, красный, красный), вырвалась на край обрыва, швырнула себя к Тауграну – и вот она одна в воздухе, и черные воды с ревом вздымаются ей навстречу.

«Ты – воздушный змей».

Она видела в волнах скользкие клыки – скалы, готовые, словно раковину, расколоть ей голову.

«Лети в небо!»

Она не ударилась о волны – под ней промчалась Фуртия. Они единой яростью взмыли в ночь – за зверем из глубин земли, и боги острова взлетели за ними.

97

По бедрам еще струилась кровь, но Глориан сражалась. С первого своего вздоха она была прикована к чему-то, а теперь никто на свете не мог ее сдержать – ни закон, ни бог, ни смертный. Она выплатила святую дань. Она была свободна, восемнадцатилетняя королева Иниса.

Родив, она наконец появилась на свет.

Сердце-щит, сердце-щит, сердце-щит!

В ней билась ярость – своя и чужая. Она поднимала щит, она рубила мечом, рубила зверей на Сеннингском нагорье, все в той же окровавленной сорочке. Она обрезала подол по колено и продолжала бой, босая в грязи и крови, – дочь кости и железа, прирожденная королева-воительница. На нее бросился чудовищный ящер-петух. Она, собрав в себе ярость всей жизни, срубила ему голову.

Бой шел насмерть, но она вся, насквозь была живой.

Наконец сильная рука обхватила ее за пояс, втащила в седло.

– Пусти! – Она задохнулась от гнева. – Буду сражаться…

– Ты Глориан Сердце-Щит, – ответил ей глухой голос. – Рано тебе умирать. Ты еще нужна Инису.

Глориан извивалась в его руках, но силы кончились. Она только и сумела, что вцепиться в меч и не выпускать, пока всадник в шлеме выносил ее из боя – назад, в Полый Гребень.

Ее обступили темные стены, и вот она в свежей постели истекает кровью. Рядом Бурн, а ребенка нет. Вулф унес Сабран, новое звено цепи для Безымянного.

И снова, и снова все то же.

Глориан закрыла глаза. Лоб пылал факелом. Постель это или смертное ложе? Инис наполнил ее и опустошил. Дело сделано. Цель достигнута. Она вольна умереть, если захочет.

Она снова стала уплывать – в сон, в полет.

– Сестра, перережь привязь и лети, – произнесла