скакуном, и Аршам это знал. Он прилип к Варчанаку сбоку и сзади, помогая прикрывать скакуна и его всадника, пока они пожинали свою кровавую жатву, и его собственный меч окрасился в красный цвет, когда безумная волна боя бушевала вокруг них.

Атака на фланги клина достигла крещендо и начала ослабевать по мере того, как все больше и больше атакующих были вырублены, а другие безнадежно повернулись лицом к атакующим их резервам. Но те, кто все еще атаковал Орден, удвоили свои собственные усилия, отчаянно пытаясь каким-то образом прорвать клин и убежать обратно через брешь, которую они пробили в первоначальной боевой линии.

Один из этих упырей упал, его левая рука была отрублена мечом Аршама из Навахка. Он закричал от боли и ударил оставшимся набором когтей... и выпотрошил лошадь Аршама.

Смертельно раненная лошадь взвизгнула и рухнула, сбросив своего всадника. Аршаму удалось освободиться от стремян и приземлиться в полууправляемом падении. Он сохранил свой меч и почти мгновенно выпрямился, несмотря на вес своих доспехов, но почти мгновенного отвлечения было достаточно. Три упыря бросились прямо на него, как раз когда он поднялся на одно колено и начал вставать, и он зарычал сквозь корону своего Ража, когда ему удалось блокировать первую смертоносную боевую дубинку, просвистевшую над его головой.

Его встречный удар рассек колено нападавшего, и упырь рухнул с пронзительным воплем. Однако это оставило Аршама открытым и беззащитным перед двумя другими, и его глаза заблестели, когда он увидел приближающуюся к нему смерть. Копье с обсидиановым наконечником нацелилось прямо ему в горло со стремительной, смертоносной скоростью атакующей гадюки, и не было ни времени увернуться, ни возможности блокировать удар.

Четыре фута окровавленной закаленной стали прошли мимо древка копья и продолжили движение в грудь копейщика-упыря. Обоюдоострый клинок пронзил упыря насквозь, затем сделал петлю назад в идеально рассчитанном ударе наотмашь, который полностью снес голову третьему упырю.

Глаза Аршама расширились от жестокой эффективности его спасения, но все больше нападавших устремлялись в мгновенное открытое пространство, созданное смертоносным мечом. Он рывком поднялся на ноги, инстинктивно повернувшись спиной к своему спасителю. Они вдвоем стояли как бронированная скала, отбрасывающая последний, отчаянный всплеск реки упырей, которая была отрезана атакой Ордена, и даже когда он боролся за свою жизнь, крошечный уголок мозга Аршама размышлял об иронии этого.

Кто бы мог подумать в те дни, когда он был наименее доверенным, но самым смертоносным генералом своего отца Чарнажа, что однажды он будет обязан своей жизнью Шарке Бахнак, дочери Харграма?

***

Зурак признал провал прорыва упырей, поскольку ненавистный Орден Томанака перекрыл брешь. При этом, возможно, была убита или ранена треть пехоты Ордена, но они сделали это. Упыри между ним и врагом продолжали бросаться вперед, все еще больше боясь его, чем относительно чистой смерти в бою, но они были истощенной силой, и он знал это.

Но ему было все равно. Они выполнили свою задачу, поскольку втянули Орден в ближний бой, где Зурак мог добраться до него напрямую. Проклятый огонь, разъедающий его бронированную шкуру, мог посылать волны мучений, шипящие по его неестественным нервам, и ярость могла наполнять его мозг, но его сосредоточенность и цель оставались, и он пробирался вперед.

Упыри перед ним отпрянули от его безликой, пылающей фигуры, а его мечи и топоры сметали всех, кто был слишком медлителен, чтобы уклониться от него. Они были просто помехой, неудобным препятствием между ним и его истинной целью, и он прорычал свой вызов, когда покончил с ними.

***

Вейжон, некогда из Алмераса, а теперь из Харграма, восседал на своем боевом коне позади центра клиновидного строя Ордена, тренировкам которого он посвятил последние семь лет своей жизни. Он заставил себя сидеть там, ожидая, позволяя своим братьям по мечу и его единственной сестре по мечу встретиться лицом к лицу с врагом, пока он держался в стороне.

Это было самое трудное, что он когда-либо делал в своей жизни.

Орден Харграма был его семьей, даже больше, чем если бы они были его собственной костью и кровью. Он знал их всех. Он тренировался с ними, руководил ими, наблюдал, как они объединили харграмцев и навахкан, градани и сотойи, забыв столетия ненависти и кровопролития, чтобы стать единым целым на службе богу битвы, и теперь наблюдал, как они истекают кровью и умирают, пока он ждал. Где-то на задворках своего сознания, за певучей тишиной дисциплины и сосредоточенной целью защитника Томанака, он помнил высокомерного молодого человека, который испытывал бы только презрение к "варвару" градани и немного больше уважения к сотойи. Этот молодой человек был далеко от этого дня и места, и даже когда он чувствовал, как его товарищи по мечу истекают кровью и умирают рядом с ним, он был благодарен за каждый шаг путешествия, которое привело его сюда, на место этого молодого человека. Здесь, чтобы противостоять врагу, для встречи с которым он был рожден.

<Красивая игрушка>, прогрохотал голос в тишине внутри него, <но сталь достаточно прочна, несмотря на всю причудливую работу.>

Несмотря на бойню вокруг него, несмотря на окутанную огнем фигуру, шагающую к нему, несмотря даже на смерти, которые претерпел Орден, Вейжон улыбнулся в своем шлеме с открытым лицом, когда слова из давнего дня потекли через него.

- Во всяком случае, я пытался, - сказал он Томанаку и услышал тихий одобрительный смешок.

<Да, мой меч, ты пытался. Базел был прав насчет тебя, и я тоже. Ты готов, Вейжон?>

- Готов, - спокойно сказал он.

<Значит, вместе.>

Вейжон почувствовал, как могучая рука легла на его правое плечо. Его разум и сердце потянулись к этой руке в ответ, и оболочка сверкающего голубого света скользнула по его собственной правой руке. Она скользнула вдоль древка его копья, собираясь в сверкающий ореол вокруг лезвия в форме листа, и он глубоко вздохнул.

- Сейчас, Хартанг! - крикнул он, его голос прорезал оглушительный шум так же чисто, как меч, затененный и разносимый эхом собственного голоса Бога войны, и Хартанг Марагсон услышал его.

- Открыть! - взревел Хартанг, и острие клина, причина, по которой Орден атаковал клином, нацеленным прямо на Зурака, открылось. Воины с топорами в доспехах, которые формировали его, те, кто выжил, мгновенно расступились, и горстка упырей между ними и Зураком оказалась лицом к лицу с чем-то еще более ужасающим, чем топоры Конокрадов.

- Томанак!

Боевой клич Вейжона из Харграма прозвучал как труба, и его конь рванулся вперед.

Этот конь был подарком Теллиана из