стеклу и улыбался, как глупое дитя. Наконец его пригласили к госпоже.

— Я согласна, — сказала Янара.

— Тогда поступим так, — приободрился Пихай. — Вы в молельню, а я к малышу.

— Нет! Я хочу видеть, что ты делаешь.

— Такое не годится. Случилось мне складывать плечо девочке. Её мамка меня за руки хватала, глаза закатывала, а потом на пол грохнулась.

— Я не стану тебе мешать.

Пихай стоял на своём. После утомительных препирательств Янара сдалась. Оставив со стариком Миулу и Таян, проследовала в молельню. Молитвы не шли на ум. От волнения к горлу подкатывала тошнота. В висках дятлом долбила мысль: она допустила ошибку. Нервы не выдержали. Янара ласточкой пролетела между постройками, взбежала на лестницу и в дверях башни столкнулась с Таян.

— А я за вами, — произнесла та, подхватив Янару под локоть.

— Он плакал? Ему было больно? Почему так долго? — спрашивала она на ходу и, не дожидаясь ответов, снова осыпала Таян вопросами.

Малыш мирно спал на кровати в её опочивальне. Янара хотела прижать его к груди, убедиться, что он жив. Пихай остановил её:

— Вы всё нарушите!

— Получилось? — Янара заглянула старику в лицо. — Получилось?

Он ответил честно:

— Я не знаю.

Несколько дней Дирмута не брали на руки без веской причины. Затем потекли мучительные дни ожидания чуда. Почти всё время, когда малыш бодрствовал, Пихай аккуратно массировал сухие мышцы, будто перебирал пальцами бисер. Сгибал попеременно ножки в коленках, словно Дирмут лёжа бежал. Ранее бескровная кожа порозовела. Мышцы округлились. Ножки оставались безжизненными.

Янара засыпала с надеждой, просыпалась с надеждой, но в глубине души готовилась услышать от старика приговор. А Пихай не думал отступать. Придумывал новые упражнения и называл Дирмута лентяем.

В конце осени гонец привёз письмо. Лорд Ардий просил Янару срочно приехать в Фамаль. Ей было необходимо подписать какие-то документы. Она засобиралась в дорогу.

— А где печать? — спросила Миула, изучая послание.

— Наверное, у него ещё нет печати, как нет девиза и штандарта, — предположила Янара, вместе с комнатными служанками складывая вещи в баулы.

— Такую нашлёпку из воска и я могу сделать. — Миула поднесла бумагу к глазам. — Это точно его почерк?

— Иди одевайся.

— Мне осталось надеть плащ. — Миула покрутила письмо в руках. — Вы уверены, что это его подпись?

— Его. А чья же ещё?

— Странно всё это. Лорд Ардий заботливый человек. Он не заставил бы вас бросить маленьких детей и отправиться в путь в такую погоду. Если это важно и срочно, он бы сам приехал с документами.

— Несите сумки в карету, — приказала Янара служанкам и постучала кулаком по столу. — Миула! Лорд Ардий — заботливый и очень занятой человек. Если ты сейчас же не оденешься, я уеду без тебя.

Вскоре карета, сопровождаемая дюжиной воинов, выехала из крепости и покатила к роще, роняющей с ветвей последнее золото.

106

День клонился к закату. В мглистом воздухе кружил первый снег. Рэн стоял под портиком, укрывая дочь от ветра полами мехового плаща. Прильнув щекой к его плечу, Игдалина смотрела в стылое небо. В зеркале её глаз отражались сизые тучи. Пухлые губки приоткрыты, дыхание тихое, затаённое, будто малышка ждала чуда.

Справа возвышалась Башня Гербов. Ещё дальше, за павильонами, виднелась Посольская Башня. В обоих постройках светились все окна: челядь заканчивала последние приготовления к приёму титулованных дворян и иноземных посланников. Из хозяйственных дворов доносился шум, присущий многолюдному и разношёрстному сборищу. Работники кухни и дворовые слуги кряхтели и ругались, разгружая подводы с провизией, коврами, свечами и прочей дребеденью, необходимой для уюта, красоты и удобства. Купцы рьяно спорили с помощниками Главного казначея. Стражники тщетно призывали народ к тишине и порядку.

Каждый вечер Лейза докладывала Рэну, как идёт подготовка к свадьбе. Он слушал, не вникая в детали и не задавая вопросов. Выпроваживал мать из покоев и трупом вытягивался на кушетке. Рэна раздражало всё, что выдёргивало его из беспросветной тоски, обволакивающей туманом окружающий мир. Удручали мелочные заботы, утомляли скучные разговоры. Песни менестреля резали слух. От огня в каминах слезились глаза. От смеха придворных сводило скулы. На тренировках меч выскальзывал из рук, латы казались чугунными. Рэн чувствовал безмерную усталость и списывал своё недомогание на запоздалую осеннюю хандру, хотя прежде хандрой не страдал.

Он приходил в себя только рядом с дочерью. Нерастраченная любовь — спрятанная в глубине сердца, как вулкан за ледяным ландшафтом, — вырывалась наружу. На всём свете не нашлось бы другого отца, столь щедрого на заботливые прикосновения, нежные поцелуи и ласковые слова. В этом крохотном мирке минутного счастья шум и гам на хозяйственных дворах звучали лихой песней, промозглый ветер бодрил кровь, хмурое небо завораживало красками. Прижимая малышку к груди, Рэн любовался тучами и ждал, когда молодой месяц вспорет свинцовую пену серебряным клинком и на землю обрушится снегопад.

— Холодает, — робко заметила нянька, кутаясь в накидку и притопывая возле входа в Женскую Башню. — Как бы леди не глотнула студёного воздуха.

Рэн подтянул край одеяльца на лоб Игдалины и прошептал:

— Ты всегда будешь моей самой любимой дочкой, а Дирмут — самым любимым сыном. Ни о чём не волнуйся и не думай о плохом.

Отдал малютку продрогшим нянькам и сбежал с лестницы.

В королевских палатах Рэна ждали Лейза и лорд Айвиль. Камердинер — иными словами, личный комнатный слуга — засуетился вокруг короля, помогая ему снять плащ и перевязь с кинжалом. Подкинул в камин дров и замер у двери в ожидании приказов.

Рэн развалился в кресле:

— Присаживайтесь. — И, вытянув ноги, закрыл глаза.

Прошуршав юбками, Лейза расположилась возле огня и с немым вопросом посмотрела на Киарана.

Он покачал головой:

— Спасибо, я постою.

Поправив на груди ожерелье, Лейза произнесла:

— Сегодня привезли павлинов.

— Зачем? — спросил Рэн, борясь со сном.

— Их мясо славится отменным вкусом. Вдобавок к этому, павлины, поданные к столу в оперении, приведут гостей в восторг. — Выдержав паузу, Лейза продолжила: — Сын лорда Айвиля прислал две