кристально ясным, и больше нечего изучать, и вот ты стоишь на вершине горы, на которую всю жизнь хотел забраться, озираешься вокруг и думаешь «ну, хорошо, а что дальше-то»? Они, – Луи махнул рукой куда-то в сторону потолка, – думали, что мир в своей основе невероятно сложен. А это не так; в основе он, как раз, предельно прост. И вот эту простоту, этот чистый лист, это изначальное начало можно вертеть как душе угодно, складывая из него узоры любой сложности: физические законы, пятые измерения, шестые континенты, птичек, бабочек, смыслы бытия, атомы, кварки... Муравей превращается в человека, и вдруг понимает, что ему больше не о чем общаться с другими муравьями, а до муравейника ему нет вообще никакого дела – не жить же там, в самом деле? И они ушли. Не знаю куда; кто-то создал себе мир по вкусу, кто-то вообще двинул за пределы того, что мы называем реальностью, а кто-то просто слил себя с Изначальным, да и был таков.

- В то время как вы?..

- Я был дурачком с повреждённым мозгом. Мои желания были просты: вкусно поесть, сладко поспать там, где не дует, и не получить по рылу от очередного благодетеля. Когда я стал тем, кем стал, для меня ничего особо не изменилось. Я не хотел изучать мир – он был для меня понятен и раньше. Я не хотел поглощать триллионы петабайт информации – зачем? Я был просто рад, что теперь могу чувствовать полнее, думать чётче, не страшиться боли, не опасаться ничего сущего и не-сущего, путешествовать... Оказалось, я очень люблю путешествовать, и этому занятию я посвятил довольно много времени. Мне незачем и некуда было бежать; мои старые желания остались со мной, новых божественный статус не предоставляет, там только холодная и простая истина, звёзды и миры за мирами в иных мирах. И я остался здесь. Хотя, конечно, вдоволь напутешествовался, натворился и науничтожался тоже. Я приструнил своё всемогущество, максимально приблизился к человеку и притворился, что я – шериф Сандерс. И мне, повторюсь, эта жизнь нравится.

- Вы могли убрать у меня из головы саму мысль о том, где вас искать. Сделать так, чтобы я никогда не приехал на Хлябь. – Фигаро медленно потёр виски пальцами; у него начинала болеть голова. – Но вы этого не сделали. Вы хотели, чтобы вас нашли.

- Я этому никогда и не препятствовал. С какой радости? – Луи округлил глаза. – Что мне угрожает? Почему я не могу поговорить с другим человеком? Вот, например, с вами?

-Э-э-эм-м-м… – Следователь растерялся. – Не знаю.

- И я не знаю. К тому же, я испытываю определённую симпатию к этой вот старой сволочи, что висит рядом с вами и старательно изображает шок, хотя на самом деле думает, как бы эдак половчее вытянуть из меня ответы на нужные ему вопросы. В конечном счёте, именно благодаря Артуру-Зигфриду я стал тем, кем стал, пусть даже мне и не особо этого хотелось. Эй, Артур, можешь задавать свои вопросы.

- Любые? – Выдохнул, наконец, Мерлин.

- Конечно. – Луи де Фрикассо пожал плечами. – А почему нет?

- Любые?! – Глаза Артура уже светились недобрым огнём. – Ну, хорошо, слушай, Луи: что это такое – три ноги, один хвост и лает?

- Собачка без лапы. – Луи захохотал.

- Правильно. Что бывает после смерти?

- Нет никакой смерти.

- Что такое человек?

- Место, где вселенная говорит сама с собой.

- Почему у меня не получилось создать Философский камень в тысяча триста втором году?

- Потому что «кровь змеи» упомянутая у этого кретина Морро, это не альбедо Резенца, а простая киноварь. Ты сам себя перехитрил.

- Дьявол! Сколько квадратных сторон у куба?

- Шесть.

- Как зовут Неназываемого Демона Последнего Круга?

- Мейхерольд.

...Артур уже практически орал, выкрикивая вопрос за вопросом, и вопросы простые перемежались в его крике с фундаментальными проблемами метафизики, а школьные задачки – с вечными загадками бытия. Борода старого колдуна растрепалась, лицо покраснело; Зигфрид Медичи едва не плевался желчью.

Фигаро молча набивал трубку. Он понимал, что у старика обыкновенная истерика, и что вмешиваться не стоит. В конце концов, следователь, примерно, понимал чувства Артура: старый колдун разбивший голову в кровь о загадки мироздания сейчас стоял перед своей бывшей лабораторной морской свинкой, что шагнула так далеко, что он, Мерлин, не подошёл бы этой самой свинке даже в младшие лаборанты.

Наконец, Артур выдохся. Он закашлялся, шмыгнул носом, помолчал немного, а затем, уже куда более спокойным тоном, спросил:

- Ладно. Чёрт с ним, Луи. Чёрт с ним со всем. Как остановить Демона?

- Для того чтобы остановить то, что вы называете «демоном», – Луи де Фрикассо сделал большой глоток из бокала и зажмурился от удовольствия, – для начала необходимо его локализовать. Вообще-то это справедливо для всех существ без объективации, и ты знаешь это не хуже меня.

- Знаю. Как это сделать в данном конкретном случае?

- О! – Луи широко улыбнулся и развёл руками, – но разве великий Мерлин Первый не может дать ответ на столь простой вопрос? Разве для этого ему нужна помощь какого-то там Лудо из Локсли? Ты открыл базовые законы колдовства, призвал в этом мир самое ужасное существо за всю историю, воздвиг Белую Башню, и тебе всё ещё нужна помощь?

Артур мигнул, точно в глаз колдуна попала соринка.

- Удивительно, – сказал он, наконец. – Я просто поражён. Нет, даже больше: я в шоке. Я просто в шоке, и не могу понять, когда тишайший Луи, так любивший шоколадные конфеты и простенькие колдовские фокусы успел стать такой невероятной сволочью? Или для того чтобы стать сверхчеловеком нужно сперва утратить всё человеческое?

Глаза Луи де Фрикассо на мгновение затуманились, словно подёрнувшись бесцветной дымкой. Серая пустота выглянула из глазниц Луи, и тут же спряталась.

- Смотри.

Луи поднял руку и щёлкнул пальцами.

Разум Фигаро подняли на недосягаемую высоту, грохнули об стол, немного встряхнули, и быстренько адаптировали к происходящему так, чтобы следователь не сошёл с ума.

Хуже всего было то, что Лудо спокойно и неспешно объяснял следователю всё, что он с ним делал. Возможно, сверх-как-бы-там-его-не-называть исходил из самых лучших побуждений, но на деле это получилось чем-то вроде похода к очень вежливому и обстоятельному зубодёру, который вместо того чтобы