В этот период между Хэзер и Мелом наконец установилась близкая связь. Она смогла приобщиться к его увлечению антропологией, археологией и народным искусством аборигенов, из-за которого она лишилась его еще в младенческом возрасте. Обладавший необъятными познаниями — и внушительной физической силой, — Мел оказался абсолютно порядочным человеком, который, по воспоминаниям Беверли, «ни разу в жизни не сказал ни о ком ни одной гадости». Беверли же казалось, что Хэзер словно от кого-то скрывается: на протяжении всего визита она использовала псевдоним и по возможности не вступала в контакт с незнакомцами. Однажды у нее случился приступ паники: снимая деньги со счета в банке, она по забывчивости расписалась собственной фамилией.

Особым предметом антропологического интереса Мела Си были западномексиканские индейцы уичоли, чья культура существует 15 тысяч лет и сохранилась почти нетронутой. Он был одним из продюсеров заслужившего хвалебные рецензии фильма об уичоли под названием «Народ Пейота» и в компании Беверли часто наведывался к ним в отдаленные районы гор Сьерра-Мадре. При ближайшей возможности Хэзер отправилась вместе с ними.

Она провела среди уичоли несколько недель: носила их яркие одежды, делила с ними пищу, познакомилась благодаря всезнающему Мелу с их древними церемониями, утонченной религиозной живописью, масками и керамикой, которые индейцы покрывали цветным бисером. Никто не интересовался ее приемным отцом, все принимали ее такой, как она есть. Подобную терапию было невозможно купить за деньги.

После этого, окрепшая и достаточно уверенная в себе, она оставила Мела и Беверли и купила квартиру в Тусоне, явно с намерением там осесть. Однако два года спустя Мел твердо сказал ей, что пора возвращаться домой. Теперь, приехав в Писмарш, она была настолько счастливее, что Линде пришлось признать, что Мел наконец исполнил свой отцовский долг. Под впечатлением от отделанных бусинками чаш и кувшинов уичоли Хэзер решила освоить гончарное дело — кстати, широко распространенное в местности вокруг Рая. Она поселилась в коттедже на территории поместья и, перестав избегать своей фамилии, основала собственную компанию, Heather McCartney Design.

Пол и Линда отпраздновали двадцать пятую годовщину свадьбы в марте 1994 года — за исключением тюремного заключения Пола в Токио в 1980 году, они не провели врозь ни одной ночи. Эти двое и их четверо детей стали исключительно сплоченным кланом, все члены которого показывали свои чувства друг к другу и вслух говорили о своей любви так, как в ливерпульской семье Пола — не менее любящей — никогда не было принято. Когда один из них куда-нибудь уезжал, все остальные выходили из дома, чтобы помахать рукой на прощанье. И как бы ни повзрослели дети Линды, какими бы разными они теперь ни стали, они нуждались в своей матери и полагались на нее не меньше, чем всегда.

В декабре 1995 года Линда, почувствовав себя плохо, отправилась на прием к своему местному врачу. Он сообщил, что у нее простуда, дал ей несколько таблеток и сказал показаться снова через две недели. Когда она вернулась с тем же недомоганием, он послал ее к лондонскому специалисту, который обнаружил у нее злокачественную опухоль в левой груди. Маммограмма выявила бы ее раньше, но у Линды до этого никогда не доходили руки.

От той же болезни в сорок семь лет умерла мать Пола, и Линда уже пережила ее на семь лет. Ужасная новость не могла не пробудить у Пола воспоминания о больничных палатах пятидесятых, о зловещих ширмах и бьющем в нос запахе эфира, об ужасной правде, в которой ему не признался ни один из взрослых, но которую он уже знал, о шокирующе непривычных слезах на глазах отца.

Но то было почти сорок лет назад, и с тех пор статистика выживаемости для больных раком груди значительно улучшилась. Линду немедленно поместили в лондонскую Больницу принцессы Грейс, чтобы удалить опухоль оперативно. К моменту, когда история достигла прессы, она уже поправлялась в Писмарше. Появившись перед журналистами, заполонившими Старвкроу-лейн, Пол объявил, что операция была «успешной на все 100 процентов… врачи сказали, что теперь ей нужно просто отдыхать».

На самом деле рак не сумели пресечь вовремя, и теперь он уже распространился на лимфатические узлы. Семья провела не слишком счастливые Рождество и Новый год, и в начале 1996 года она легла в Лондонскую клинику, чтобы там пройти курс химиотерапии под наблюдением онколога из больницы Барта. Пол оставался с ней все время и спал прямо в палате.

Никто, кроме семьи и близких друзей, не знал, через что она проходит, и даже от самых близких она скрывала многое. Однажды, когда Карла Лэйн прибыла в Писмарш, Линда поманила ее к себе, словно для обсуждения очередного спасения несчастного бычка, кота или утки. «У меня рак», — объявила она, затем, прежде чем Карла успела ответить, приложила палец к ее губам, сказала: «Тсс» — и больше к этому не возвращалась.

Как будто в насмешку, многие из препаратов, используемых в ее химиотерапии, проходили ненавистные ей испытания на животных. Более того, в том же году они с Полом должны были получать награду за прижизненные достижения от PETA — организации, которая была наиболее воинственно настроена против таких испытаний и для которой они устроили рекламную кампанию во время последнего мирового турне. Однако ни о каком отказе от лечения с ее стороны Пол не хотел и слышать.

Болезнь также стала помехой ее кампании за вегетарианство, которая как раз недавно сделала самый крупный на тот момент прорыв к массовой аудитории. В октябре они с Полом сыграли самих себя в известном всему миру американском мультсериале «Симпсоны», в котором помогали умнице Лизе Симпсон осознать — как когда-то сами — прямую связь между резвыми ягнятами на лугу и бараньими отбивными. Линда всегда подчеркивала — например, в последнее время на упаковке своих замороженных блюд, — что важным преимуществом перехода на вегетарианство является увеличение иммунитета к раку.

Питер Кокс, соавтор «Домашней стряпни Линды Маккартни», к этому времени уже стал веганом, убедившим себя, что рак может быть спровоцирован чрезмерным потреблением молочных продуктов. Вспоминая все то масло и сливки, которыми она на его глазах сдабривала свои омлеты, Кокс не мог не задуматься о том, что, возможно, корень проблемы заключался именно в этом.

На протяжении всего этого периода личных мучений музыкальная жизнь Пола оставалась такой же переполненной, как всегда, и его способность управляться сразу с несколькими совершенно разными проектами никуда не исчезла.

После «Ливерпульской оратории» его не покидало желание создать еще одно масштабное классическое произведение, на этот раз более самостоятельное, чем было возможно, имея в соавторах Карла Дэвиса. The Beatles Anthology дала ему время для реализации этой идеи, поскольку два года, на протяжении которых выходили ее три диска, он обещал не выпускать новой музыки под своим именем. Очень кстати компания EMI попросила его написать что-нибудь к своему приближающемуся столетнему юбилею.

В 1995 году издательство Faber & Faber, которое выпустило партитуру «Оратории» в книжном формате, свело его с возможным кандидатом-напарником — британским композитором и аранжировщиком Дэвидом Мэттьюзом. Мэттьюз когда-то работал с Бенджамином Бриттеном, музыку которого Пол высоко ценил, а также принимал участие в подготовке знаменитой реконструкции незавершенной Десятой симфонии Малера.