от меня свой лик. С тех пор я ни разу не видел ее, хоть все и говорили, что она все также ярко сияет на небосклоне.

Ньярлатхотеп

Я отправился к Лилит далеко не сразу, для начала послав к ней пару помощников, чтобы они устроили моей внучке побег, но те вернулись с дурными вестями. Лили отказалась уходить и слышать о подобном не хотела. Пришлось собираться самому, и только когда мои правнуки окончательно окрепли и им больше не угрожала гибель.

У меня быстро получилось найти для них пару трепетных нянь, что все свое время посвятили уходу, воркуя над ними, как над собственными детьми. Тогда же в Храм из деревни передали сумку с запиской, несколькими пузырьками и сосновой ветвью. Геката сказала свое слово, по-своему позаботившись о внуках, но не объяснила, как могла допустить подобное. За это, как бы я ни старался понять свою дочь, я был втайне обижен и, не навестив ее перед отъездом, отправился вновь на светлый континент.

Мои привычные дороги были исхожены, мой путь давно проложен и определен. Я добирался на мелком суденышке до пустого берега и каждый раз надеялся заснуть в пути, вновь побывав на таинственных островах, что скрывало в себе Скай, но боги распорядились мной иначе.

Без проблем добравшись до крупных торговых путей, дальше я добирался повозками, прибиваясь к караванам южан или сопровождая чужие грузы как простой наемный маг. Там же в дороге можно было узнать, чем живет страна, что нового произошло, и собрать все последние слухи, составляя картину происходящего как в столице, так и за ее пределами.

В подобном же путешествии я услышал скорбную весть о королеве. Роды Евы были долгими, преждевременными и прошли крайне трагично, из-за ошибки повитух ее дети не выжили, а здоровье оказалось подорвано, поэтому Адам старается лишний раз не тревожить ее, давая смириться с горем, не пуская любопытствующих и отправив к ней новых лекарей. Повитух, как водится, за ошибку казнили в ту же ночь, вместе со всеми их помощницами, а королеву больше никто не видел, кроме ее самых близких и преданных горничных.

Рассказывая мне события двухлетней давности, люди скорбно опускали глаза, цокали и тяжело вздыхали, жалея бедную Еву. Они поддерживали короля, надеясь на то, что он сможет помочь своей любимой супруге, и когда-нибудь они вновь увидят их вместе на празднике или на приеме иностранных гостей.

Мне же хотелось закричать вместо того, чтобы слушать эти причитания, проклясть чертового короля и воткнуть в его сердце клинок собственной Мести, чтобы он наконец-то получил по заслугам. Лилит не смогла бы легкомысленно допустить смерть собственных детей, в то время как Адам, насколько я знал, просто избавился от них, как от ненужных котят. Мою душу резала одна только мысль о том, какой тяжелый путь прошли Аван и Каин, добираясь до Кадата. Будь я достаточно силен и чуть менее терпелив, не дал бы светлому королю прожить и дня с момента моего появления в Санктуме, но все же я хотел для начала встретиться с внучкой.

Мои гончие, выискивающие темных в столице, не раз замечали пропажу людей в замке, а контроль за некромантами ужесточали чуть ли не с каждым днем. Он дал возможность своим стражам казнить нас на месте, называя это борьбой с шпионами Сомны, но страдали от его решений прежде всего те, кого обвинили незаслуженно, даже без дара.

И я не видел, чтобы хоть кто-то кроме меня в пути переживал из-за несправедливости. Наоборот, странствующие жители радовались, что сейчас в королевстве стало значительно безопасней, ведь король выказывает свою заботу, а стража ловит так много преступников. Слушая подобные речи, я благоразумно молчал, но даже так люди быстро замолкали, стоило им только увидеть мое лицо. К концу пути я часто становился изгоем, но это едва ли волновало меня в то время.

Санктум встретил меня во всем своем великолепии. Старинные вычурные дворцы с изогнутыми оконными рамами, витиеватыми украшениями и морем цветов буквально кричали о богатстве и роскоши их хозяев. Никаких прямых линий, как в Кадате, никаких темных оттенков, только грация растительных форм и орнаментов во всем многообразии своих проявлений.

Стоя посреди одной из главных улиц, я поверить не мог, что когда-то жил в этом мире. Гулял среди этих цветастых домов, учился в королевской академии и работал, не покладая рук, заботясь о глупом, заносчивом наследнике светлых.

Спасал его, чтобы после быть преданным.

Тяжело вздохнув, я с ужасом подумал, как много времени прошло с тех пор. Старые воспоминания, разбуженные спустя века, показались далекой легендой, случившейся не со мной, но я не мог отделаться от мысли, что так и не узнал, когда же Леброн умер. Что с ним произошло после моего ухода? Как долго он правил? Я просто выкинул юнца из головы, едва ступил на земли эльфов, и это тоже показалось мне сродни предательству, но малому, которое я мог себе простить. Упрямо задвинув далеко в подсознание свою разбушевавшуюся память, я спокойнее и увереннее двинулся к дворцу.

Использовав все свои умения и прошерстив память стражей, я узнал, что к Лилит, помимо личных горничных, пускают только двоих лекарей. Не желая переполошить весь замок, я дождался дня, когда один из них должен был посетить королеву и, поймав нужного мне человека, усыпил его, украв его облик. Седовласый евнух, коим оказался врач, остался мирно почивать в съемной спальне дешевого кабака, пока я спокойно прошел к башне внучки без единого вопроса или замечания. Даже придворный маг, служивший королю, прошел мимо, не удосужившись проверить ни мою магию, ни ауру, впрочем, мне он показался слишком старым и слабым даже для мелкой работы, коей не брезговали студенты столичной академии.

Пара служанок, завидевших меня еще у нижних лестниц, тут же бросились сопроводить наверх, попутно щебеча что-то о слабости Лилит и ее нервном истощении. Не понимая и части этой странной болтовни, я попытался успокоить девушек, а стоило мне подобраться к дверям спальни, отослал их за пустыми поручениями, надеясь, что нам больше никто не помешает.

Стоило мне только зайти внутрь, как мягкий тихий голос внучки донесся от решетчатого окна.

— Ты очень сильно выдаешь себя, дедушка.

Моя милая, хрупкая Лилит отложила красные лоскутки тканей и, поднявшись из-за стола, повернулась ко мне, натянуто улыбнувшись. Увидев ее, такую уставшую и беззащитную, я бросился к внучке, со всей осторожностью и тоской сжав ее в объятьях. Мне показалось, будто она стала меньше, тоньше, бледнее, словно этот мерзавец