— Вы призывали меня, владетельный тоун?

— Садитесь, Малигнан, — улыбнулся Джаллав.

— Не смею.

— Садитесь.

— Помилуйте, не смею!

— Повелеваю: садитесь.

Малигнан сел. Он был, пожалуй, единственный, кто относился с пиететом к старинному ритуалу. Все сменилось в Ордене, лишь чины и звания задержались — да громоздкий протокол официальных приветствий.

— Я прочел ваш обзор, Малигнан, — сказал Джаллав, — и хочу задать несколько вопросов. Я знаю, что вы осознанно отказались от роли аналитика, но лучшего, чем вы, специалиста по уровню Хет в Ордене, к сожалению… извините, я сказал бестактность. Малигнан, я прошу вас ответить на те вопросы, которые задал бы аналитику.

— Владетельный тоун, если это приказ…

— Нет, Малигнан, это не приказ. Вы имеете право отказаться. Я знаю, какими мотивами вы руководствуетесь, и уважаю их. Поэтому, если вы откажетесь, я начну сам ломать голову над этими вопросами, но это займет гораздо больше времени, а у нас его нет.

Малигнан молчал. На его лице ничего не отражалось. Потом он сказал:

— Хорошо. Я принимаю на себя ответственность за все, что я скажу, и я надеюсь, что владетельный тоун простит мне мое уклонение от обета.

— Спасибо, Малигнан. По-вашему, откуда взялись герноты?

— У меня два предположения, — сразу сказал Малигнан. — Возможно, это аналог тому феномену, который произошел в уровне Вав: занос из Алефа генного материала. А возможно, они пришли из другого уровня. Насколько я помню, в Шин описывались похожие существа.

— Похожие — и только, — возразил Джаллав.

— Кто гарантирует, что нам известны все уровни? — пожал узкими, почти несуществующими плечами Малигнан. — Я подозреваю, что уровни, где Преображение произошло давно, становятся закрытыми и неощутимыми для нас.

— И тогда герноты…

— Люди, прошедшие через Преображение.

— Другими словами — вочеловеченный Противник?

— Можно сказать и так. Но это лишь одно из проявлений вочеловечивания, и в этом же Хет мы найдем и другие формы…

— Котлованы?

— Да.

— Опять же, ваше мнение: котлованы служат подготовке к Преображению или чему-то еще?

— Чему-то еще. Другому.

— Вторжению в Алеф?

— Может быть… Не уверен. Нет, думаю, что нет.

— Ну а чему?

— Мне кажется, что это оружие не нападения, а защиты.

— Но — оружие?

— Оружие, инструмент, сооружение… В наших терминах это не обозначишь. Нечто служащее определенной цели. Донг.

— Что?

— Этим словом герноты обозначают предметы, назначение которых может быть лишь затуманено объяснениями. Предметы, отталкивающие слова.

— Хорошо, а почему вы уверены, что эти… донги… предназначены именно для защиты?

— Не могу сказать, что я абсолютно в этом уверен… но я действительно склоняюсь к такой мысли. У гернотов существует своеобразная эстетика вражды. Согласно ей, оружие нападения должно быть как можно меньше, незаметнее. Отравленная игла, а не дубина. В обороне же хороши все средства…

— И против кого они так могут обороняться? У них есть враги в уровне?

— Есть, и немало. Против них выступил очень сильный маг Яппо.

Герноты встревожены этим вмешательством. Но, похоже, встревожены именно тем, что Яппо может расстроить их систему обороны против кого-то третьего. Самого Яппо они всерьез не опасаются.

— И кто же этот третий?

— Не знаю.

— Сколько у нас наблюдателей в Хет?

— Семеро. Готовим подкрепление, но… вы знаете, как все это непросто.

— Знаю. Скажите, Малигнан… нет ли возможности реверсировать кого-либо из наших наблюдателей — и вступить в переговоры с гернотами?

— Заставить наблюдателя раскрыть себя?

— Лучше — выступить медиумом.

— Надо подумать. Я не готов к ответу. Кроме того, я очень сомневаюсь, что с гернотами возможны переговоры.

— Я тоже сомневаюсь. Но попытаться необходимо — даже рискнув нашим агентом. В конце концов, нам еще не представлялось шанса побеседовать напрямую с противником.

— Я не думаю, что беседа будет с противником. Беседа будет с гернотами. Хотя…— Малигнан задумался. — Может быть, вы правы, владетельный тоун…

Грязь местами доходила до колен, жидкая, вонючая, ноги скользили, Микк, шедший вторым, провалился вдруг в какую-то невидимую под грязью дыру и застрял, стопа хитро подвернулась и не шла обратно, ему было адски больно, и лишь минут через двадцать удалось освободить его от этого капкана. Остаток пути он хромал, опираясь Вито на плечо. Лампочки горели тускло, красновато, на отдельных участках тоннеля их вообще не было. Ноэль вел уверенно, как крыса, давно изучившая этот старый лабиринт. Кабели всяческих видов увешивали стены, и не всегда можно было увидеть даже, бетонные эти стены или кирпичные. Наконец Ноэль остановился и стал сверяться со схемой.

— Где-то здесь, — сказал он. — Где-то очень близко.

Через несколько шагов обнаружилась темная ниша. В глубине ее луч фонаря осветил квадратную дверь из рифленого железа с приваренной скобой. Замок оказался кнопочно-цифровой, простенький, девяносто секунд работы. Труднее было пролезть в открывшееся отверстие. Сразу за дверцей начиналась крутая лестница вниз. Оттуда, снизу, шло низкое гудение и поднимались непонятные запахи.

Ноэль спустился первым. Вито смотрел, как пятно света пляшет по стенам, ложится на решетчатый пол — глубина метров пять, отметилось в сознании, — потом скрывается за каким-то препятствием. Шаги Ноэля были по-кошачьи беззвучны. Секунд через сорок внизу загорелся свет, и голос Ноэля позвал:

— Спускайтесь!

Спустились. Микк постанывал. Ему, наверное, казалось, что он просто дышит. Устал парень, подумал Вито. Держится, но устал. Зачем мы вообще его с собой потащили? Остался бы со Стасом. Здесь от него мало толку… Решетчатый пол — вибрирует — а что под ним? Вито пошарил по карманам, нашел монетку, уронил между прутьями — ничего. Тишина. Ладонь ощущает слабый ток теплого воздуха. Что там может быть? Непонятно… Хорошо, если просто вентиляция.

Вдруг стало жутко. Необъяснимо, беспричинно. И даже не жутко, не страшно — накатило отчаяние от полного, предельного, неодолимого одиночества. Как на плоту в океане… как один в Антарктиде…

Что?

Нет, со мной полный порядок…

Помещение коммутаторного узла имело форму правильного куба. Все стены были скрыты под панелями разъемов. Ноэль сорвал уже две из них и изучал маркировку. С потолка свисала голая лампочка накаливания. Свет от нее шел желтоватый, пригорелый. Пахло электричеством. Воздух был переполнен электричеством, и от этого сжало, как тисками, виски.