еще четыре полновесных удара, потом отпустил мальчишку, и тот убежал в спасительную темноту конюшни.

– Ты до смерти напугал его, – заметила Корнелия, взглядом провожая Октавиана.

– Возможно, но это было необходимо. Он не должен прикасаться к вещам, которые Юлий и Брут не смели трогать, когда были мальчишками. Октавиан половину времени проводит в мечтаниях, и ему не повредит хорошая порка. Может быть, в следующий раз, когда этому сорванцу вздумается что-нибудь стащить, это остудит его пыл.

– Меч окончательно испорчен? – поинтересовалась Корнелия, робевшая перед человеком, который знал Цезаря мальчиком – таким, как Октавиан.

Тубрук пожал плечами:

– Вероятно. Но мальчишка еще нет, потому что не выбрал дорогу в город. Пусть отсидится в конюшне. Наплачется и к ужину придет как ни в чем не бывало, или я его плохо знаю.

Октавиан не появился к вечерней трапезе, и, когда стемнело, Клодия понесла ему чашку с едой. На конюшне она его не нашла; поиски мальчика по всему поместью результата тоже не принесли. Он исчез вместе с мечом.

– Ты слишком уродлив, чтобы стать приличным мечником, – весело приговаривал Брут, легко скользя вокруг рассерженного легионера.

Когда смеркалось, воины собирались в центре лагеря, чтобы посмотреть учебные бои, которые устраивал Марк уже четвертый день подряд.

– Тебе не хватает умения, это точно, но быть красивым тоже важно, – продолжал Брут доверительным тоном, подшучивая над соперником.

Тот развернулся лицом к противнику, от раздражения слишком сильно сжимая рукоять учебного меча. Деревянное оружие не являлось смертоносным, но даже им можно было сломать палец или выбить глаз. Толстый клинок изготовляли полым по всей длине, а затем заполняли свинцом, чтобы учебный меч был тяжелее обычного гладия. Когда легионеры брали в руки настоящие клинки, те казались им необыкновенно легкими.

Не сходя с места, Брут сделал движение корпусом, пропустив меч противника в нескольких дюймах от своего тела. Он начал устраивать схватки на шестой день похода, когда понял, что устает не до такой степени, как ожидал. Они быстро стали главной темой разговоров для скучающих солдат, которых Брут поддел хвастливым утверждением о том, что среди них не найдется равный ему по силе и умению боец. Марк мог сражаться с тремя-четырьмя противниками подряд, и после второго вечера в лагере даже прекратились азартные игры – все деньги ставились на Брута или против него. Если бы он продолжал побеждать, то к концу похода мог заработать небольшое состояние.

– Видишь ли, люди любят красивых героев, – объяснял Брут, с легкостью отражая неожиданную атаку противника. – И не то чтобы с носом у тебя было что-то не в порядке или с губами…

Он обрушил на соперника целый ряд ударов, заставив того отчаянно защищаться, а затем отступил на шаг, давая солдату возможность отдышаться. В начале схватки легионер держался самоуверенно, но сейчас по его лицу струился пот, брызгами разлетавшийся во все стороны при каждом совершенном им выпаде.

Брут всмотрелся в физиономию противника, словно оценивая черты его лица.

– Нет, это просто воплощенное уродство! Такое впечатление, будто все сидит не на своих местах, – заключил он.

Солдат рыкнул и обрушил на Марка сильнейший удар, которым мог расколоть ему череп. Меч ушел в пустоту, легионер последовал за ним, и Брут слегка обозначил удар по основанию шеи, по силе достаточный для того, чтобы соперник растянулся на земле.

Тяжело дыша, тот поднялся на ноги и обратился к Бруту:

– Как насчет завтрашнего вечера? Уродлив я или нет, но побить тебя мне все же удастся, если мы сойдемся еще раз.

Пожав плечами, Марк указал на очередь из ожидающих солдат:

– Перед тобой уже есть желающие, но я постараюсь договориться с Каберой, чтобы он поставил тебя завтрашним вечером, если хочешь. Знаешь, ты несколько скованно двигаешься.

Солдат посмотрел на свои руки и кивнул.

– Поработай над запястьями, – продолжал Брут серьезно. – Если они станут достаточно крепкими, в бою ты будешь себя чувствовать увереннее.

Легионер направился к толпе, задумавшись и медленно помахивая перед собой мечом.

Кабера пригласил следующего, подтолкнув вперед, словно любимого ребенка.

– Он утверждает, что хорош. Несколько лет назад был лучшим в своей центурии. Квартирмейстер спрашивает, не желаешь ли ты снова повысить ставки. Думаю, он заволновался.

Кабера ухмыльнулся Бруту, очень довольный тем, что после первого скучного дня в обозах сумел попасть в ряды Перворожденного.

Брут осмотрел очередного претендента с головы до пят, отметил про себя мощные плечи и узкую талию. Легионер проигнорировал оценивающий взгляд – он потягивался, разогревая мускулы.

– Как тебя зовут? – спросил у него Брут.

– Центурион Домиций, – ответил воин.

Было в нем что-то, заставившее Брута подозрительно сощурить глаза.

– Ты был лучшим в центурии? Сколько лет назад?

– Три года. В последний раз стал лучшим в легионе, – ответил Домиций, продолжая разминаться и не глядя на молодого соперника.

Брут быстро переглянулся с Каберой и тут же заметил, что вокруг них собрался, похоже, весь лагерь, кроме часовых. В толпе он увидел Рения и помрачнел. Трудно расслабиться, если человек, который тебя учил, с сомнением покачивает головой.

Брут постарался собрать всю свою уверенность.

– Дело в том, Домиций, что я не сомневаюсь в твоем мастерстве, но в каждом поколении найдется лучший из всех. Это закон природы.

Домиций не спеша потягивал мышцы ног. Казалось, он обдумывает слова соперника.

– Наверное, ты прав, – ответил он.

– Конечно я прав. Кто-то должен быть лучшим, и без ложной скромности скажу, что это – я.

Брут пристально наблюдал за реакцией на свои слова.

– Без ложной скромности?.. – проворчал Домиций, расправляя мышцы спины.

Марк почувствовал, что спокойствие легионера начинает раздражать его. Эта неспешная, почти сонная разминка его рассердила.

– Хорошо. Кабера! Иди скажи квартирмейстеру, что я повышаю ставку на поединок с Домицием.

– Не думаю, что… – начал было старый лекарь, с сомнением посматривая на претендента.

Домиций почти на голову был выше Брута и двигался с редкой легкостью и уверенностью.

– Иди и скажи. Еще один поединок – и пойдем собирать деньги.

Скривив губы, Кабера зашагал прочь.

Расправив плечи и выпрямившись во весь рост, Домиций улыбнулся Бруту.

– Я этого и ждал, – сообщил он. – Мои друзья потеряли кучу денег, делая ставки против тебя.

– И ты не сделал никаких выводов? Перейдем к делу, – коротко бросил Брут.

Домиций вздохнул.

– Вы, коротышки, всегда такие нетерпеливые, – сказал он, покачивая головой.

Октавиан вытер рукой нос, оставив на коже мокрый след.

Поначалу город показался ему незнакомым местом. Прошмыгнуть в ворота незаметно для стражников не составило труда: он спрятался за въезжающей в город повозкой. За стенами мальчика сразу же ошеломили шум, запахи