Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Развяжи ему руки,— приказал Гудбоди,— не нужно, чтобы на них остались следы веревок, когда его выудят из канала. И сними наушники. Я с ним...— Гудбоди кивнул в сторону Джорджа Лемэя.— Ты сам знаешь, что с ним делать.— Он вздохнул.— Боже! Жизнь — лишь блуждающая тень...
Затем оба подошли посмотреть на меня. Для проверки Жак пнул меня ногой в ребра, но я был готов к этому и не отреагировал... Жаку потребовалось всего 10 секунд на то, чтобы освободить мне руки, но когда он снимал наушники, мне показалось, что он содрал всю оставшуюся кожу с моего лица, слишком уж небрежно он относился к клейкой лейте.
Напевая псалом «Будь со мной, Господи!», преподобный вышел из комнаты. Я еще никогда в жизни не слышал более одухотворенного исполнения. Да, Гудбоди нельзя было отказать в том, что он умел подбирать песнопения, соответствующие ситуации.
Жак подошел к стоящему в углу ящику, достал из него несколько гирь для часов, продел через их ушки прорезиненный кабель и обвязал им труп Джорджа, как поясом. Он выволок Джорджа в коридор, и я услышал, как каблуки покойного царапают пол. Жак тащил труп к двери замка.
Я встал, согнул руки для того, чтобы размять их, и пошел за ним.
Приблизившись к двери, я услышал шум мотора — Гудбоди заводил «мерседес». Я осторожно выглянул из-за двери. Жак стоял у открытого окна и махал рукой, провожая Гудбоди. Рядом с ним на полу лежал труп Джорджа.
Жак отвернулся от окна, чтобы снова приняться за Джорджа и совершить с умершим последний ритуал, но оцепенел, словно его неожиданно поразил шок. Нас разделяло всего 5 футов, и по его помертвевшему лицу я понял, что он прочел в моих глазах. Он прочел в них, что дорога убийств, по которой он весело шагал много лет, внезапно подошла к концу и что для него все кончено.
В следующее мгновенье он, словно очнувшись, схватился за пистолет, но опоздал, может быть, впервые в жизни. И эти несколько секунд оцепенения решили его судьбу. Я ударил его под ребра и, когда он согнулся пополам от боли, вырвал пистолет из его вялой руки, изо всех сил ударил его рукояткой в висок. Он потерял сознание, хотя еще стоял на ногах, качнулся, наткнулся на подоконник, начал падать назад и вывалился в открытое окно. Я стоял, не двигаясь, и смотрел, как он падал, словно в замедленной съемке, и только когда услышал плеск воды во рву, подошел к окну и выглянул. Вода расходилась кругами, ударяясь о берег и стены замка, а из рва поднимались пузырьки воздуха. Я посмотрел влево и увидел «мерседес», который выезжал из ворот замка. Я подумал о том, что Гудбоди, наверное, уже подошел к четвертому куплету псалма.
Не потрудившись прикрыть за собой дверь, я спустился вниз. На секунду остановился на лестнице, переброшенной через ров, и снова посмотрел в воду. Пузырьки поднимались все реже и реже и, наконец, совсем исчезли.
Глава 12
Я сидел в «опеле» и, разглядывая свой отобранный у Жака пистолет, размышлял над тем, почему мои недоброжелатели с легкостью отбирают его у меня, стоит им только пожелать этого. Эта неприятная мысль подсказала мне логичный выход: целесообразно иметь еще один пистолет.
Достав из-под сиденья машины сумочку мисс Лемэй, я вынул из нее маленький «лилипут», который когда-то подарил ей. Приподняв левую брючину, я сунул пистолет в носок стволом вниз, подтянул носок и опустил брючину. Закрывая сумочку, я увидел в ней наручники и положил их в левый карман пиджака, надеясь на то, что они окажутся не на моих руках. Однако, находясь в Амстердаме, я столь часто подвергался риску, что размышлять о грозящей мне опасности было поздно: наручники лежали в левом кармане, а ключи — в правом.
Когда я въехал в старый район города, оставляя на шоссе размахивающих руками и посылающих вслед мне проклятия водителей, уже наступили ранние сумерки. Дождь почти прекратился, но ветер стал резче, и вода в каналах покрылась рябью.
Повернув на улицу, где находился склад, я увидел, что она совершенно безлюдна: ни машин, ни пешеходов, но из открытого окна на третьем этаже склада, облокотившись на подоконник, выглядывал какой-то грубоватый тип в рубашке. Он все время вертел головой и торчал там явно не для того, чтобы насладиться вечерней прохладой.
Я проехал мимо склада и, остановив машину рядом с телефонной будкой, позвонил де Граафу.
Куда вы делись? Что успели сделать? — закричал он.
Практически ничего, что могло бы заинтересовать вас...— никогда еще моя ложь не была столь наглой.— Но теперь можно и поговорить.
— Я вас слушаю.
— Не здесь. Не сейчас. Не по телефону. Можете ли вы и Ван Гельдер подъехать сейчас к складу Моргенстерна и Моггенталера?
— И там вы, наконец, заговорите?
— Обещаю.
— Мы немедленно выезжаем!— мрачно сказал де Грааф.
— Одну минуту! Приезжайте в обычной машине и оставьте ее в конце улицы. Из окна следит их человек.
— Их?
— Об этом я и хочу поговорить.
— А тот человек?
— Я придумаю способ отвлечь его.
— Понятно,— сказал де Грааф, потом помолчал и недовольно добавил: — Судя по вашим подвигам, меня пробирает дрожь при мысли, что это будет за способ.
Он повесил трубку.
Зайдя в ближайший магазин металлоизделий, я купил моток шпагата и самый большой гаечный ключ, какой только был у них на складе. Несколько минут спустя я поставил «опель» ярдах в ста от склада, но на ближайшей улице.
Пройдя по очень узкому, почти не освещенному проезду, ведущему от параллельной улицы к той, где находился склад, я увидел на стене дома, слева от меня, ветхую деревянную пожарную лестницу. При пожаре первой же сгорела бы именно эта лестница, но она была единственной, так как, пройдя больше 50 ярдов, я не увидел больше ни одной. Как видно, при пожаре в этой части Амстердама погорельцам не оставалось ничего другого, как спускаться из окон на веревках.
Я снова вернулся к ветхой лестнице, но, как ни странно, она выдержала