– Ты имеешь в виду мои шрамы? – спросила Джан. – Это другое дело. Они не имеют к тебе никакого отношения. Но кого ты любишь, как ты любишь, имеет отношение ко мне.

Сэм поднялся, повернулся и потянулся к стакану сока. Он сделал большой глоток, потом вытер рот тыльной стороной своей длинной изящной руки. Джан подумала, что он проигнорировал ее вопрос, поставил точку в их разговоре. Она почувствовала одновременно и раздражение, и облегчение. Потом Сэм заговорил:

– Когда-то я любил женщину по имени Нора. Она была сумасшедшей, я тоже тогда был сумасшедшим, но я любил ее на самом деле.

Джан почувствовала, как ее сердце глухо отдается в груди. Вот оно что!.. Неужели он никогда не любил Мери Джейн?

– А она любила тебя?

– Кто знает? – Сэм пожал плечами. – Она говорила, что любит, но ушла от меня к продюсеру моей первой пьесы. Я думаю, что она решила, что продюсер значит больше, чем драматург. – Сэм едва усмехнулся. – Она была права.

Джан улыбнулась шутке.

– Кто еще? – спросила она.

«Пожалуйста, Боже, – молила она про себя, – пожалуйста, пусть он скажет, что любил Мери Джейн».

– Я любил женщину в Нью-Йорке. Другую актрису.

Спасибо тебе, Боже. Спасибо тебе. Но вдруг Джан пришло в голову, что это могла быть вовсе не Мери Джейн. Это могла быть другая женщина. Джан чувствовала как сердце ее бьется все сильнее и сильнее.

– Как ее звали?

– Теперь это не важно. – Сэм слез с подлокотника и встал на колени рядом с Джан, он положил руки ей на плечи и заглянул в глаза, как будто пытался заглянуть в душу. – Я могу сказать тебе совершенно честно, что никогда никого не любил так, как тебя. Тебе нет соперниц. Никто не может с тобой сравниться. Мне бывает больно даже от того, что я притрагиваюсь к тебе. – Он поднял ее лицо и заставил посмотреть себе в глаза. – Ты веришь мне?

Вот так. Бог дал, Бог взял. Если он и любил Мери Джейн, то сейчас он отрицал этот факт, даже твердил, что не любил. Слезы наполнили ее глаза.

– О Джан, не плачь. Я знал, что незачем было с тобой играть в эту викторину! Клянусь, что давно забыл всех их. Они не имеют для меня никакого значения. Только ты существуешь! – Он поднял ее с кресла, обнял и стал укачивать, как ребенка. – Только ты существуешь!

Джан стояла на съемочной площадке «Трех четвертей», все осветительные приборы были направлены на нее. Марти и вся группа глядели на актрису, камеры снимали.

– Само совершенство! – Вдруг раздался из темноты голос Сэма. – Само совершенство, – повторил он.

Джан была обнаженной, но стояла, гордая своей красотой, и все вокруг были восхищены. И вдруг.

– Ты сошел с ума? – Взвизгнула Лайла. – Шрамы! Посмотри на них.

Когда все посмотрели на ее шрамы, Джан почувствовала, как те покраснели и как будто разбухли. Переполненная стыдом и ужасом, она почувствовала, как ее груди обвисают, ее бедра разбухают, ее живот обвисает, ее зад раздается, и все мужчины и Лайла начинают смеяться. Нейл стоял рядом, одетый в халат волшебника!

– Та-та! – громко хохотал он, помахивая волшебной палочкой. – До и после.

Джан проснулась от этого кошмара в поту.

Сэм спал рядом, Джан была в ужасе. Она тяжело дышала, но Сэм не просыпался. Чтобы не побеспокоить его, Джан вышла из комнаты и прошла в холодную мраморную ванную. Она была огромной, больше даже, чем в Беверли, со встроенными ящичками, ночниками, отдельным туалетом, биде. Она дрожала от холода.

Она зажгла свет, зажмурилась и увидела себя, отраженную в огромном, во всю стену зеркале.

Джан приблизилась к нему, рассматривая свое лицо, лицо, которое ей было дано. Она посмотрела в свои глаза, те же, ее глаза, но при свете ей показалось, что и глаза ее стали другими. Джан не могла видеть свои глаза.

Она выключила свет и прошла в гостиную с высоким потолком. Белый, выложенный кафелем пол тянулся, казалось, до самой столовой, в холл и в кухню. Джан подошла к зеркальным дверям, которые вели к бассейну и в сад. Лунный свет проникал внутрь – это была одна из немногих ночей, когда над Лос-Анджелесом не было смога. Джан стояла и смотрела на красивую террасу, на пышные тропические деревья, римский бассейн – все вокруг было прекрасно. И, как заверил ее Ла Брек, она была здесь в полной безопасности. Никакой сумасшедший не смог бы сюда проникнуть. Никакие поклонники не смогли бы перелезть через стены или назойливые фотографы сделать фотографии в домашнем интерьере.

Но Джан не любила это место. Оно не имело к ней никакого отношения, не отвечало ее вкусу, не соответствовало тому, как она хотела бы жить. Дом был великолепен, но это совсем не такой, в каком бы ей хотелось жить. Джан вздохнула. Ноги замерзли на холодном кафеле.

Снежок, ее черный кот, потерся о нее. Сэму понравилось все, кроме Снежка. Тогда в Нью-Йорке ему никогда не нравилась и Миднайт. Как будто чувствуя это, Снежок держался от него подальше, но сейчас тыкался носом в левую ступню Джан, словно от этого ей станет тепло. Джан благодарно подняла его на руки и вернулась в спальню.

Сэм не спал.

– Где ты была? – спросил он, выходя из темноты.

– Мне приснился кошмар, я проснулась и вышла подышать воздухом.

Сэм потянул ее за руку, чтобы Джан снова легла.

– Мне тоже приснился сон. Мне снилась ты, – пробормотал он. Сэм дернул ее за руку, Джан потеряла равновесие и упала на него.

Снежок выпрыгнул из ее рук и проскочил по груди Сэма. Тот вскрикнул от неожиданности и боли, кот поцарапал его.

– О Миднайт!.. – вскрикнула Джан. – Извини, Сэм, я держала на руках кота.

Сэм какое-то мгновение молчал. Шли минуты, но он ничего не говорил.

– С тобой все в порядке? – спросила Джан.

Сэм ничего не ответил. Потом Джан услышала, как он встал, включил свет – стало светло. Она прищурилась от неожиданности, увидела царапины на груди Сэма – кровь только-только начинала сочиться. Но ее испугало выражение его лица.

– Не Миднайт, – проговорил он. – Кошку зовут не Миднайт.

– А как я его назвала? – спросила Джан. Но она и так знала. Темнота, ее голос, кошка – все это вместе выдало ее.

– Кто ты? – прошептал Сэм.

Джан села на краю постели и застыла в отчаянии.

– Кто ты? – вновь спросил Сэм, взяв ее за плечи. – Все это уже было раньше, не правда ли? Только тогда был не черный кот Снежок, а белая кошка Миднайт. Кто ты?

Голос его зазвучал громче, и Сэм впился взглядом в ее глаза. Глаза, с которых она сняла свои темно-голубые линзы.

– Бог мой! – воскликнул он, и Джан увидела, что он узнал ее. – Но кто ты?!

Она почувствовала, что мир ее раскололся, а сама она кружится, как снежинка в воздухе.