Пыльца двинулась к девушкам, завихрилась вокруг них словно в танце. Она оседала на бронзовой коже, ее слой все уплотнялся, и вот уже передо мной шесть статуй, белых, будто из мрамора высеченных, на синеватом мху.

Снова раздвинулись и сложились лепестки. Лхар качнулась ко мне, и я принял мысленное сообщение:

Я умертвила девушек.

— Умертвила? — У меня пересохло горло.

Того жалкого подобия жизни, что оставалось в них, больше не существует. Теперь у Иного нет этих вместилищ.

Она вытянула усик, легко прижала его к моему лбу. Другой коснулся груди над сердцем.

Делюсь моей силой, — сказала Лхар. — Она послужит тебе защитой, но все остальное ты должен сделать сам.

В меня хлынул мощный незримый поток. Я погрузился в холодные глубины; они успокоили меня, погасили страх, укрепили решимость.

Сила Лхар стала моей силой!

Сделав свое дело, усики повисли. Робот посигналил жгутиками, и Лхар указала:

Посмотри вон туда. Видишь башню?

Я увидел вдали полускрытое туманом багряное сооружение — целое, а не руины, как остальные.

Там ты найдешь Иного. Убей последнюю индианку, а потом расправься с Иным.

Теперь я не сомневался, что способен на это. Казалось, новообретенная сила подхватила меня и понесла вперед. Лишь разок я оглянулся — Лхар и ее робот стояли неподвижно и смотрели мне вслед.

Башня увеличивалась по мере моего приближения. Построена она была из того же малинового камня, что встречался в этой долине повсеместно. Но эрозия так сточила углы, что остался лишь округлый гладкий монолит, — двадцати футов высотой, он имел форму ружейного патрона. В стене зиял проем.

Я задержался на миг у порога, заметив шевеление тени в сумраке за ним, но затем зашагал вперед и очутился в высокой и узкой комнате: свод крыши прятался в темноте. Стена была покрыта резьбой, и, хотя разглядеть ее мешал все тот же сумрак, возникло впечатление, что на меня глядят изображения нелюдей.

Наконец я увидел молодую индианку по имени Миранда Валле. Ее глаза были устремлены в мою сторону, и даже сквозь полученный от Лхар силовой доспех я ощутил грозную мощь этого взора.

Безусловно, жизнь в этой девушке была нечеловеческой!

«Убей ее! — потребовал мой разум. — Убей сейчас же!»

Но я промедлил, и на меня как будто легла пелена тьмы. В мозг вторгся холод — чудовищная стужа космического пространства. Мои чувства содрогнулись под могучим враждебным натиском.

Ошеломленный, ослепший, ослабевший, я призвал на помощь полученную от Лхар силу — и потерял сознание…

А когда очнулся, увидел дымок, вытекающий из ствола пистолета, который сжимала моя ладонь. Передо мной лежала мертвая индианка. Пуля пробила ей череп, изгнав оттуда чудовищного паразита.

Я переместил взгляд на противоположную стену. Там виднелся арочный проем. Я пересек зал, прошел под аркой. И оказался в кромешной мгле!

Но я был там не один.

На меня обрушилась сила Иного — как осязаемый удар. Мне не найти слов, чтобы описать пережитое, ведь оно не имело абсолютно ничего общего с человеческим бытием. Помню лишь, как мои разум и душу затягивало в черную бездну, и там у меня не осталось ни сознания, ни воли. В этом другом психическом измерении напрочь изменились мои ощущения…

Там, вне времени и пространства, нет ничего, кроме абсолютной тьмы. Я не видел Иного и не воспринимал его прочими органами чувств. Это был чистый разум, лишенный плоти. Он жил и обладал силой. Огромной силой, почти божественной.

В этом бескрайнем мраке я стоял один-одинешенек, совершенно беспомощный, и осознавал приближение сущности, родившейся в неведомой дали, в каком-то кошмарном аду, где все совершенно не так, как в моем мире.

А затем я понял, что рядом находится Лхар.

Поспеши, — прилетела ко мне ее мысль. — Действуй, пока он не проснулся.

В меня хлынуло тепло. Чернота рассеялась… У противоположной стены кто-то лежал… Существо гротескно человекоподобное: с большущей головой, со съежившимся под ней мертвенно-бледным тельцем. Оно уже поворачивалось ко мне…

Убей его! — потребовала Лхар.

Раздался грохот, руку с пистолетом подбросило кверху. В башне раскатилось эхо. Я стрелял, стрелял, стрелял, пока не сжег последний патрон.

Он мертв, — прозвучал в мозгу голос Лхар.

Я пошатнулся и выронил пистолет.

Это дитя древней сверхрасы. Дитя, еще не рожденное.

Вы можете представить себе, насколько эта раса могущественна? Если даже ее нерожденные младенцы имеют силу, по сравнению с которой сила человека мизерна? Страшно даже гадать, на что способен взрослый Иной.

Меня вдруг пробрала дрожь, и я осознал, что кругом резко похолодало. В башню врывался ледяной ветер. Но мысли Лхар я читал ясно:

Долина более не защищена от внешних стихий. Туман и тепло были созданы Иным, без них он бы не выжил. Теперь он мертв, и твой мир возвращает свои владения.

Через внешнюю арку башни я видел клочья тумана, уносимые резвым ветром. Медленно падали крупные хлопья снега, устилая своей белизной мех, накрывая пушистыми шапками торчащие повсюду малиновые камни.

Я замерзну быстро, не страдая, — сказала Лхар. — Так лучше, чем долго и тяжко умирать от голода.

Через минуту еще одна мысль проскользнула в моем разуме, мысль легчайшая, едва ощутимая, как снежинка, и я понял, что это прощание.

Уходя из долины, я разок оглянулся, но ничего не увидел за снежной пеленой.

Лишь на мгновение разорвалась вековечная ткань пространства-времени, и человек получил возможность заглянуть во владения неведомых космических богов. Но брешь затянулась, и что осталось на Земле? Только могила близ вершины Уаскана и оберегающий ее робот.

Снегопад усилился. Дрожа от холода, я бороздил все утолщающийся белый покров. Стрелка компаса указывала на север — с долины спали защищавшие ее чары.

Через полчаса обнаружилась тропа, вожделенный путь к спасению. Внизу ждет фра Рафаэль, он выслушает рассказ о моих приключениях.

Вот только поверит ли?

Кэтрин Мур

По улице Райской[61]

Из темноты навстречу утру под ревущим кораблем Моргана выкатывались дикие просторы и нехоженые долины планеты Локи. Морган торопился. Двигатели с оглушительным рычанием извергали в разреженный на большой высоте воздух ледяные плюмажи, разворачивая свиток с траекторией полета на половину бледного неба Локи. Других следов присутствия человека нигде на планете видно не было.

За спиной у Моргана, в грузовом отсеке, стояли три бутыли, в них плескалась маслянистая жидкость — сефт. Она наполняла крохотную кабину запахом корицы, и Моргану этот запах нравился. Нравился и сам по себе, и потому, что будил приятные воспоминания о долинах, поросших высокой травой,