Кавалерийские сражения гораздо менее гибельны для людей, чем сражения кавалерии против пехоты. Впрочем, русские кавалеристы обычно неловки во владении холодным оружием, а их командиры, мало сведущие в тактике, не умеют посылать своих кавалеристов в атаку в нужный момент, так что, хотя мой полк и сражался в Полоцком сражении с казаками русской гвардии, известными как самые лучшие кавалеристы русской армии, он не понес значительных потерь. В этот день я потерял убитыми всего восемь или девять человек, около тридцати были ранены, но в числе этих последних был начальник эскадрона Фонтен. Этот замечательный, смелый офицер был в самых опасных местах боя, когда под ним убили лошадь. Ноги г-на Фонтена запутались в стременах. Он пытался освободиться с помощью нескольких егерей, пришедших ему на помощь, как вдруг проклятый казачий офицер, пролетая галопом мимо этой группы, ловко наклонился в седле и нанес Фонтену ужасный удар саблей, выбил ему глаз, задел другой глаз и разрубил нос! Но в тот момент, как этот русский офицер, гордый своим подвигом, уже удалялся, один из наших солдат прицелился в него с шести шагов из пистолета и убил его, отомстив, таким образом, за своего командира! Как только представилась возможность, я приказал перевязать г-на Фонтена. Его перевезли в Полоцк в монастырь иезуитов, куда в тот же вечер я приехал навестить его. Я восхищался смирению этого храброго воина, который, потеряв один глаз, терпеливо переносил боль и неприятности, к коим приводит почти полная потеря зрения. С тех пор Фонтен не смог больше продолжать активную военную службу. Для 23-го полка конных егерей это было большой потерей. В этом полку он служил с самого его создания и пользовался любовью и уважением всех сослуживцев. Меня очень огорчило его несчастье. Оставшись единственным высшим офицером в полку, я старался выполнять все, что требовалось по службе, а это было очень нелегким делом.

Вы, конечно, можете сказать, что я слишком углубляюсь в детали, касающиеся различных боев, в коих участвовал 2-й армейский корпус, но я повторю то, что уже писал: я нахожу удовольствие в воспоминаниях о великих войнах, в которых я принимал участие, и говорю об этом с удовольствием! Мне кажется тогда, что я нахожусь на поле боя в окружении моих смелых товарищей, которые почти все — увы! — уже покинули этот мир!.. Но вернемся к Русской кампании.

Любой другой генерал, кроме Сен-Сира, после столь тяжелых боев устроил бы смотр своим войскам, чтобы приветствовать их за смелость и осведомиться об их нуждах. Но этого не произошло, потому что едва прозвучал последний выстрел, как Сен-Сир заперся в монастыре иезуитов. И что, по-вашему, он делал там целыми днями и частично ночами? Играл на скрипке! Это была его главная страсть, и лишь необходимость идти на врага могла отвлечь его от этого! Генералы Лорансе и Вреде, которым он поручил распределять войска, направили две пехотные дивизии и кирасир на левый берег Двины. Третья французская дивизия и две дивизии баварцев остались в Полоцке, где им было поручено возводить укрепления вокруг обширного укрепленного лагеря, предназначенного служить опорой частям, которые из этого важного пункта должны были защищать левый фланг и тылы Великой армии, готовившиеся к маршу на Смоленск и Москву. Бригады легкой кавалерии Кастекса и Корбино были размещены в 2 лье спереди от большого лагеря на левом берегу Полоты — маленькой речки, впадающей в Двину в Полоцке.

Мой полк расположился бивуаком возле деревни. Командир 24-го полка конных егерей разбил свой бивуак в четверти лье позади нас под прикрытием 23-го полка. Мы оставались там два месяца. Первый месяц обошелся без единого рейда на дальние расстояния.

Узнав о победе, одержанной генералом Сен-Сиром на подступах к Полоцку, император послал ему маршальский жезл. Но вместо того чтобы воспользоваться этим случаем для посещения своих частей, новый маршал продолжал жить в еще более полном одиночестве, если только подобное возможно. Никто не мог проникнуть к командующему армией. В результате солдаты прозвали его совой. Кроме того, хотя обширный Полоцкий монастырь имеет свыше сотни комнат, которые могли бы быть столь полезными для раненых, он захотел поселиться там один, считая, что делает очень большую уступку, разрешив поместить в общих помещениях монастыря высших раненых офицеров. К тому же они могли оставаться там всего двое суток, после чего товарищи были обязаны транспортировать их в город. Погреба и чердаки монастыря ломились от провизии, собранной иезуитами, там в изобилии находились вина, пиво, растительное масло, мука и т. д. Но маршал велел принести ему ключи от всех складов. Ничего не могло выйти оттуда, даже для того, чтобы направиться в госпиталь!.. Лишь с большим трудом мне удалось получить две бутылки вина для раненого Фонтена. Странно то, что маршал Сен-Сир едва ли использовал эти продукты для себя самого, потому что он был крайне воздержанным человеком и в то же время очень большим оригиналом. Армия громко осуждала его, и та провизия, какую маршал отказывался хотя бы частично раздать своим войскам, спустя два месяца оказалась добычей пламени и русских, когда французам пришлось покинуть горящий город и объятый огнем монастырь!

Продвижение Великой армии. — Взятие Смоленска. — Ней у Валутиной горы. — Битва при Москве-реке. — Различные эпизоды

В то время как на подступах к Полоцку и на берегах Дриссы происходили только что рассказанные мною события, император оставался в Витебске, откуда он руководил всеми операциями своих корпусов. Некоторые военные историки упрекали Наполеона за то, что он потерял много времени сначала в Вильно, где он оставался 19 дней, а затем в Витебске, где провел 17 дней. Эти историки утверждают, что он мог бы лучше использовать эти 86 дней, тем более находясь в стране, где лето очень коротко, а зима начинает чувствоваться с конца сентября. Этот упрек выглядит в какой-то степени обоснованным, но его можно смягчить, ответив, что, во-первых, император надеялся, что русские попросят мира, а во-вторых, существовала необходимость собрать в одном месте различные корпуса, ранее посланные преследовать Багратиона. И, наконец, необходимо было дать некоторый отдых войскам, которые, помимо обычных маршей, каждый вечер должны были отправляться на поиски провианта вдали от своих бивуаков, потому что отступавшие русские сжигали все склады и не было возможности каждый день регулярно раздавать французским солдатам продовольствие. Однако на протяжении долгого времени счастливым исключением из этого правила был корпус Даву, потому что этот маршал, который был столь же хорошим администратором, как и военным, задолго до переправы через Неман организовал огромные обозы, состоявшие из небольших повозок, следовавших за его армией. Эти повозки были наполнены сухарями, солониной и овощами. Их тащили быки, нескольких из которых каждый день забивали. Это давало провиант войскам и служило для поддержания солдат в нужной форме.

Император покинул Витебск 18 августа и, все больше и больше отдаляясь от 2-го и 6-го корпусов, которые он оставил в Полоцке под командованием Сен-Сира, направился в Красный, где часть Великой армии оказалась лицом к лицу с врагом. Надеялись, что произойдет сражение. Произошел лишь небольшой бой с русским арьергардом. Последний был разбит и быстро отступил.