Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Многие из числа подвергшихся психиатрическим репрессиям обращались за защитой в правительственные органы. Но не было ни одного случая, чтобы такие заявления или разоблачения преступной деятельности врачей СПБ и Института имени Сербского расследовались. Это не удивляет тех, кто выступал с разоблачениями карательной психиатрии. Они уже давно утверждали, что репрессивное ее использование — дело рук не медиков, а органов госбезопасности; что именно волю последних выполняют психиатры, пренебрегшие своим врачебным долгом и ставшие на путь преступного использования медицинских знаний». Этому позорному порождению советской политической системы было посвящено издание «Казнимые сумасшествием: Сборник документальных материалов о психиатрических преследованиях инакомыслящих в СССР» (1971 г.), а также книга российского правозащитника и бывшего советского политического заключенного Александра Пинхосовича Подрабинека «Карательная медицина» (1979 г.). В ней он, в частности, отметил, что «…карательная медицина — орудие борьбы с инакомыслящими, которых невозможно репрессировать на основании закона за то, что они мыслят иначе, чем это предписано». А.И. Солженицын в сердцах даже окрестил это изобретение большевистского режима «советским вариантом газовых камер», а В.К. Буковский «психиатрическим ГУЛАГом».
В качестве примеров применения подобной «карательной психиатрии» можно привести состряпанное под председательством академика Андрея Владимировича Снежневского (1904–1987) заключение Всесоюзного научно-исследовательского института судебной психиатрии имени В.П. Сербского. В этом акте генералу П.Г. Григоренко был выставлен такой диагноз: «Страдает психическим заболеванием в форме патологического (паранойяльного) развития личности с наличием идей реформаторства». После чего этот порядочный, умный и мужественный человек был помещён в психиатрическую лечебницу на принудительное лечение. Другой пример: по воспоминаниям знаменитого российского художника и скульптора М.М. Шемякина, на своём личном опыте познавшего все «прелести» подобного оздоровления, «нас как идеологических преступников в тюрьмы и лагеря не сажали, а просто-напросто объявляли психически больными. С диагнозом «вялотекущая шизофрения» (этот термин был изобретен в 60-е годы и использовался для расправы с инакомыслящими) нас упрятывали в сумасшедшие дома, где старательно выбивали инакомыслие при помощи инсулина или каких-то новых психотропных препаратов… Это была экспериментальная база, где на нас испробовали новые психотропные препараты». Такие вот были времена. А сколько менее известных людей прошли мучительные испытания палатами советских психиатрических лечебниц только потому, что не могли заглушить в себе голос совести — основной порок в этом бездушном, невежественном и жестоком государстве. Недопустимое применение психиатрической медицины с целью подавления свободы слова, мысли и убеждений вызвали острую реакцию у наиболее совестливой части советской интеллигенции. Один из наиболее ярких её представителей академик А.Д. Сахаров в открытом письме на имя главы советской империи, в частности писал: «Я считаю недопустимым психиатрические репрессии по политическим, идеологическим и религиозным мотивам».
Но какой репрессивный режим будет отказываться от одного из самых эффективных инструментов борьбы со своими оппонентами? Ибо способность мыслить, сопереживать другим людям и проявлять солидарность с жертвами подобного режима как раз и составлял основной предмет забот со стороны этой отрасли советской медицины. Анализируя итоги неутомимой совместной деятельности КПСС, КГБ и «карательной психиатрии» невозможно не прийти к прискорбному заключению, что свою черную работу они всё-таки сделали. Им действительно удалось максимально очистить ряды советского народа от наиболее совестливых, честных и мужественных людей. Особенно заметны итоги этой «государственной» деятельности стали после распада СССР, в результате чего число бандитов, авантюристов, проходимцев, олигархов всех мастей и разрядов развелось несметное множество, а круг людей с совестью и способностью созидать во благо общества сузился до критического предела.
В заключение этого позорного периода из истории советской медицины следует упомянуть, что в 1977 г. Всемирная психиатрическая ассоциация на своём VI конгрессе, прошедшем в американском городе Гонолулу (столица штата Гавайи), публично осудила это злоупотребление медицинской профессией в СССР.
Тяжко вспоминать, чего только ни предпринимали граждане СССР, чтобы изжить из своих рядов граждан мира, а, по сути, тех, кто страдал обострённым чувством совести и сострадания. Какими только площадными словами ни оскорбляла этих достойных людей бесовская советская печать и бесноватая «советская общественность»! К каким только изуверским методам тотальной психологической войны ни прибегали против них все тайные и явные полиции партийного государства! По большому счёту, в числе жертв политического остракизма оказался цвет советской интеллигенции — совесть нации. Именно тогда кто-то из современников проницательно заметил: космополитизм — это общечеловеческий патриотизм, или, иначе говоря, патриотизм, перерастающий в человечность. Человечность — это как раз то, что было строго-настрого противопоказано советскому народу: в противном случае он безвозвратно потерял бы своё лишённое какой-либо истины единство, а КПСС — свою единственную истину — власть.
Бесчеловечность советского народа и была подлинной основой его парадоксального единства. Вся тайна власти КПСС состояла, в действительности, в особых отношениях человека к человеку в «общенародном» государстве; в той чрезвычайной легкости на подъём, с какой большинство населения в любой момент готово было лишить друг друга собственности, работы, здоровья и даже жизни. Поэтому редкое сочетание человечности, ума и таланта под кодовым партийным названием «космополитизм» стало смертельной угрозой основам ядерной сверхдержавы и её лишенному всякого державного мышления ядру — КПСС. Потому-то космополиты, т. е. люди с ярко выраженными человеческими качествами, были в СССР, по сути, обречены: они становились чужими даже в космосе, куда страна, не без успеха, спешила экспортировать свой государственный и общественный строй. Видимо, именно эти обстоятельства дали основание поэту и писателю Юрию Аркадьевичу Карабчиевскому (1938–1992) в статье «Народный аттракцион «Борьба с евреем», написанной в 1990 г., пророчески заметить, что «борьба с евреем — это борьба не с евреем, но с каждым, кого догадал черт родиться в этой стране с умом и талантом. Борьба с евреем — это борьба с Россией, с той духовной, небесной, как хотите зовите, родиной, без которой не могут наши русско-еврейские души существовать ни в одной точке земного пространства. Выдержит ли эту борьбу Россия, сможет ли в ней устоять — вот главный вопрос. Но боюсь, он будет решен уже без евреев. А тогда — не ясно ли, как он будет решен?…». Всё упомянутое — прискорбная полоса в судьбе нашего ныне уже распавшегося Отечества.
Вместе с тем страдания советских «космополитов» не канули в небытие, а дали мощный импульс развитию — уже под эгидой ООН — так называемого космополитического права, которое символизирует собой опеку международного сообщества над правами человека вне зависимости от его гражданства. Более того, получила путёвку в жизнь, как её именовали теоретики права, космополитическая модель защиты прав человека. Утверждается, что