Экономические императивы надзорного капитализма пришли в движение уже в конце апреля 2018 года, в ожидании вступления GDPR в силу в мае того года. Перед этим в апреле глава Facebook объявил, что корпорация будет придерживаться «духа» GDPR по всему миру. На практике, однако, компания вносила изменения, чтобы гарантировать, что GDPR не будет ограничивать большую часть ее операций. До тех пор 1,5 миллиарда ее пользователей, в том числе в Африке, Азии, Австралии и Латинской Америке, руководствовались соглашением об условиях обслуживания, выпущенным международной штаб-квартирой компании в Ирландии, что означало, что эти условия подпадали под действие законов ЕС. В конце апреля Facebook без лишнего шума выпустил новое соглашение об условиях предоставления услуг, переместив эти 1,5 миллиарда пользователей под действие американских законов о приватности и тем самым лишив их возможности подавать иски в ирландские суды[1235].

Какая жизнь нас ждет, если приручение не удастся? Без защиты от надзорного капитализма и его инструментарной власти – их поведенческих и социальных целей – мы застряли в состоянии, когда «некуда деться», в окружении стен, сделанных из стекла. Естественное человеческое стремление к убежищу должно быть уничтожено, а древний институт святилища упразднен.

«Некуда деться» – необходимое условие процветания Большого Другого, а его процветание – необходимое условие для всего, что должно за ним последовать: потоков поведенческого излишка, преобразующихся в доходы; определенности, готовящей каждому игроку на рынке гарантированный результат; обхода доверия в пользу радикального безразличия «недоговора»; фантастических возможностей мгновенной связи, эксплуатирующей нужды опустошенного человека второго модерна и превращающей его жизнь в средство достижения чужих целей; разграбления «я»; вымирания автономного морального суждения ради неограниченного контроля; активации действий и модификации поведения, понемногу истощающих волю к воле; утраты собственного голоса от первого лица в пользу чужих планов; разрушения социальных и политических отношений, которые строились на старых и медлительных и все еще не реализованных идеалах самоопределения граждан, неразрывно связанных с законной, демократически избранной властью.

Каждый из этих прекрасных единорогов вдохновлял человечество на его высшие свершения, каким бы несовершенным ни оказалось достигнутое. Но на каждого единорога есть охотник, и идеалы, питавшие либеральный порядок, не исключение. Ради этого охотника не должно быть ни дверей, ни замков, ни трения, ни противоположности между близостью и дистанцией, домом и вселенной. Уже нет необходимости в «топоанализе», потому что все пространства слились в одно пространство, которое является Большим Другим. Не ищите уютное местечко в глубине раковины. Нет смысла сворачиваться калачиком в темном дальнем конце ее спирали. Раковина – всего лишь еще одно звено в цепи, и ваши грезы уже нашли свою аудиторию в пульсирующей сети этой шумной жизни за стеклом.

В отсутствие синтетических деклараций, которые обеспечивают дорогу к человечному будущему, непереносимость жизни за стеклом втягивает общество в «гонку вооружений» взаимных контрдеклараций, в которой мы стремимся ко все более изощренным способам укрыться в своей собственной жизни, в поисках передышки от внимания беззаконных машин и их хозяев. Мы делаем это, чтобы удовлетворить нашу извечную потребность в святилище, а также в качестве акта сопротивления, отвергающего инструментарные правила улья, его «расширенные эффекты подавления» и неуемную жадность Большого Другого. В контексте надзора со стороны государства, практики «укрытия» называли «протестами в связи с неприкосновенностью частной жизни»; как известно, такие практики вызывают подозрения у правоохранительных органов[1236]. Сегодня на попытки «укрыться» от них также жалуются Большой Другой и его рыночные хозяева, которые обладают необычайно широким и глубоким влиянием, обосновавшись внутри наших стен, наших тел и наших улиц, претендуя на наши лица, наши чувства и наш страх остаться за бортом.

Я сказала, что слишком много лучших и умнейших представителей нового поколения посвящают свои таланты интенсификации потока кликов. Не менее печально, что новое поколение активистов, художников и изобретателей чувствует себя призванным создавать искусство и науку укрытия[1237]. Невыносимые условия жизни за стеклом заставляют этих молодых художников посвящать свой гений перспективам человеческой невидимости, пусть даже их творения требуют от нас настойчивого поиска и обретения ориентиров. Их провокации уже приняли различные формы – блокирующие сигнал футляры для телефона, фальшивые протезы отпечатков пальцев, не дающие вашим пальцам «стать ключом к вашей жизни», светодиодные козырьки, препятствующие распознаванию лиц, куртки, блокирующие радиоволны и устройства слежения, излучатель запахов, который выделяет металлический аромат, когда какое-то из ваших устройств обнаруживает незащищенный веб-сайт или сеть, приложение-«рандомизатор», которое препятствует любому надзору, «опирающемуся на то, что поднадзорный будет придерживаться предсказуемых шаблонов поведения», линейка одежды под названием «Камуфляж», включающая в себя рубашки с изображениями лиц знаменитостей, чтобы запутать программы распознавания лиц, головной убор против сканирования мозга, препятствующий оцифровке мозговых волн, и антинадзорное пальто, создающее щит для блокировки инвазивных сигналов. Чикагский художник Лео Сельваджо создает на 3D-принтере пластиковые маски-протезы, затрудняющие распознавание лица. Он называет свою работу «организованным художественным вмешательством»[1238].