следующий день такое письмо-просьбу горисполкома, я стал действовать дальше. Теперь надо было найти пилораму. В городе свободной не нашлось. Пришлось обращаться к председателю колхоза в Мурмашах, что южнее города километрах в двадцати пяти.

– Вот, приехал познакомиться, проведать соседа, а заодно и поговорить о деле, – начал я издалека.

– Оно-то хорошо, когда соседи в ладах, – степенно вторил мне председатель.

– Тем более богатые соседи, – в тон ему говорю я.

Председатель с хитринкой покосился на меня глазом. А затем мы стали рассказывать друг о друге. Оказывается, он тоже воевал – здесь, в Заполярье, на реке Большая Западная Лица. После ранения остался в этих краях, и вот уже 12 лет возглавляет колхоз.

А до войны работал сантехником в Медвежьегорске, в Карелии.

Здесь колхоз небольшой, но все есть. Народ доволен.

– А как со строительством? Дома колхозникам строите?

– А как же! Пока, правда, только деревянные, но скоро будем ставить и кирпичные. Кирпичный завод сделали. Хоть и плохонький, но свой. Беда с глиной. Нашли одно место, но там она уже кончается, да и качество не то…

– А деревянные избы из бруса или кругляка ставите?

– Так это дело вкуса. Из бруса вроде красивее, а из кругляка дом столетия будет жить. Потому как хлысты цельные, структура не нарушена. Монолит! Надо только хорошо очистить от коры, чтобы не было гниения. А если бревна еще чем-нибудь смазать – так это вообще дом вечный.

– Столярку сами делаете?

– Ну как же, как же. Все сами – и столярку, и половую доску, и брус, и вагонку-шалевочку. Есть и пила, и строгальные станочки. – Да, это богатство. А как с лесом?

– У нас свой небольшой лесок. Но мы его бережем, а возим из Карелии. Дороговато, но внакладе не остаемся. – А на сторону кому-нибудь пилите? Председатель расхохотался:

– Ну, так бы и сказал, что тебе надо напилить (мы уже перешли на «ты»).

Естественно, его заразительный смех, а главное – мое «разоблачение» заставили меня расхохотаться тоже.

– Ты прав! Надо мне напилить досок, – переведя наконец дух, сказал я. – Много ли? – Много.

– Да, если много, то сложней. Но нашим защитникам надо помочь. – А когда можно возить лес?

– Да хоть завтра! Чем раньше привезешь, тем раньше получишь доски.

– А с расчетом как?

– Как со всеми: пятьдесят на пятьдесят. Сто кубов привез – пятьдесят пилим тебе, а пятьдесят – наши.

– Да ты что? Креста на тебе нет! – воскликнул я. – Это же грабеж среди белого дня. Побойся Бога. Хотя бы одну треть брал, ведь сам говоришь: защитникам надо помочь.

– Вот Бог и велит по справедливости поступать, – не сдавался председатель-хитрован. – Мы всем пилим только на этих условиях. И все довольны. Потому что справедливо. А что пильщики скажут, если я прикажу за работу брать одну треть леса? Они прямо скажут: председатель занимается махинациями. И никого потом не переубедишь.

– Да, ну ты даешь! Пятьдесят процентов!

– Только так, дорогой сосед, и никаких торгов. Не нравится – поищи других. Но они предложат те же условия, если не хуже.

– Ну ладно! По рукам!

Так я начал большое, на мой взгляд, дело, ставшее основой всего моего «предпринимательства», без которого невозможно было вытянуть полк из той ямы, в какую он попал. Современный читатель не представляет, как это было сложно и опасно в те годы заниматься такой деятельностью. Различного рода контрольные органы и мысли не допускали, что все это делается бескорыстно. Они считали, что здесь обязательно кто-то «греет руки».

Итак, договорившись с председателем о распиловке, я вернулся в полк, вызвал начальника инженерной службы и командира саперной роты. Объявил им, что от них зависит спасение полка. «Справитесь с этой задачей – оставите память навечно». Обещал им всячески помогать и защищать, если «обрушатся» старшие начальники.

А дальше события развивались так. На побережье работала команда, которая с помощью лошадей подтаскивала добротные бревна к дороге, где все это грузилось на грузовики и отправлялось в Мурмаши на лесопилку. Инженер полка лично отвечал за учет.

На хозяйственной части территории полка отвели большой участок для хранения досок, обнеся его проволочным забором и выставив охрану, которая подчинялась только мне и полковому инженеру. Сделали на эту территорию отдельный въезд.

Система заработала, доски стали поступать. Заместители командира полка стали на меня наседать: что это, куда это, а что ему будет выделено? И на стрельбище надо, и на караульное помещение надо, и на парк надо, и на склады надо. Всех предупредил: пока ничего не просить и вопросов не задавать. Все будет – дайте только срок. Спасибо председателю – хотя и сдирал три шкуры, но и пилил в три смены.

Одновременно через деловых лиц в горисполкоме, в порту и других организациях я пытался отыскать канал, по которому можно было бы сбыть наши доски, а на вырученные деньги купить нам пилораму. Наконец эта проблема была разрешена. Мы купили «Колхозницу». Эта пилорама брала бревна в 35 сантиметров, не больше. Установили ее на отведенной территории по всем правилам и тоже стали попиливать. Потом построили огромный цех из расчета еще на одну, но более крупную пилу. Своих планов относительно ее я пока никому не раскрывал. И хотя заместители опять стали ко мне подступаться – никому ничего не давал. Наконец мы приобрели большую, на 75 сантиметров, пилораму, точно такую же, как у председателя. И работа закипела! Теперь мы лес в колхоз больше не возили – сами все распиливали. Полкового инженера я послал к председателю – поблагодарить и сказать, что подвоз леса временно прекращаем. Попросил также передать, что я сам как-нибудь заскочу. Через некоторое время мы приобрели четыре финских строгальных станка: два делают половую доску, два – вагонку. Мы зажили. Теперь не мы, а уже нам возили лес на распиловку. Расчет, естественно, был по мурманским стандартам – 50 на 50. Вскоре на побережье в черте города мы все убрали: хороший лес вывезли себе, гнилье обливали соляркой и сжигали за городом. До наступления холодов по периметру территории полка поставили на бетонной основе столбы для будущего забора и сразу на нескольких участках стали ставить ограждения из вагонки. Параллельно строили огромные, массивные, но красивые въездные ворота (за размеры их потом окрестили «Бранденбургскими воротами») и в унисон им – контрольно-пропускной пункт в несколько комнат, одна из них предназначалась для посетителей. Все ограждение было поставлено буквально за три недели. Ограждение было покрашено в светло-зеленую, «играющую» на солнце краску. Полк засиял. Подходишь к нему – и тебя охватывает