Он спросил себя: кто они? Полиция, а может, беспристрастные судьи? В любом случае они и в будущем станут следить за потугами воротил, которые ищут для себя монопольных выгод на альтернативных мирах, открытых ныне для человечества и, наверное, для многих других разумных рас. Следить и при необходимости вносить коррективы с тем, чтобы эти миры не пали жертвой межнациональных финансовых устремлений расы, впервые их открывшей, а были неотъемлемым достоянием всех — вероятно, все-таки немногих — разумных видов, развившихся на всех мирах. Станут следить, в частности, и за тем, чтобы любой мир использовался мудрее, чем люди использовали свой родной первичный мир.

И они не сомневаются ни на миг, что это может быть и будет сделано. Более того, они уверены, что это неизбежно случится, что в грядущие годы люди и другие разумные расселятся по райским мирам, о которых упоминал Саттон, и что с мирами, поджидающими поселенцев, будут обращаться с бережностью, человечеству доселе не свойственной. Потому что диковинные согбенные стражи рассядутся на множестве холмов во всех мирах и повсюду будут нести свою неусыпную вахту.

«Можно ли им доверять?» — подумал он и устыдился собственной мысли. Ведь они заглянули ему в глаза, а затем поделились с ним своим естеством и вернули его сюда, а не в укрепленный лагерь в меловом периоде. Они знали, они разобрались, где ему будет лучше всего. А раз так, то, несомненно, разберутся и во всем остальном.

Он пустился по аллее быстрым шагом, клацая каблуками по кирпичам. Как только он подошел к крыльцу, дверь распахнулась и на пороге вырос слуга в ливрее.

— Вы опаздываете, — произнес дворецкий. — Остальные ждали вас, ждали, но только что сели обедать. Суп наверняка еще не простыл.

— Виноват, — ответил Латимер. — Меня задержали непредвиденные обстоятельства.

— Кое-кто полагал, что надо пойти поискать вас, но мистер Джонатон сумел их отговорить. Он заверил, что с вами все будет в порядке. Заявил, что у вас есть голова на плечах. И выразил уверенность, что вы вернетесь. — Пропустив Латимера внутрь, дворецкий закрыл за ним дверь и добавил: — Все будут счастливы убедиться, что вы в самом деле вернулись.

— Благодарю вас, — откликнулся Латимер.

И, стараясь не слишком спешить, подавляя вскипающую в душе радость, двинулся к гостиной, откуда доносились веселый смех и оживленная болтовня.

Он как раз отдыхал в кресле-качалке посреди вымощенного плитами дворика, когда проезжавшая по дороге машина остановилась перед воротами. Выбравшийся оттуда совершенно седой незнакомец открыл калитку и зашагал по дорожке к дому, едва заметно шаркая ногами.

«Старик, — отметил про себя сидевший в качалке, — не такой древний, как я, но тоже старик».

— Вы Эдвард Ламберт? — спросил приезжий, остановившись перед ним.

Он кивнул.

— Я Теодор Андерсон из Мэдисонского университета.

— Садитесь, пожалуйста. — Ламберт указал на второе кресло. — Далековато забрались.

— Да не очень, — хмыкнул Андерсон. — Всего миль сто.

— По мне, так и это много. Я ни разу в жизни не забирался дальше чем за двадцать миль. Космопорт за рекой — конечная точка моих странствий.

— И часто вы навещаете космопорт?

— Одно время — частенько, когда был помоложе. Теперь уж нет. Прибывающие и отлетающие корабли прекрасно видны отсюда.

— А вы сидите и смотрите?

— Раньше — да, но теперь и с этим покончено. Так, брошу порой взгляд, но больше не слежу за ними.

— Насколько я понимаю, у вас есть брат и сейчас он в космосе.

— Ну да, Фил. Из всей нашей семьи лишь он подался в странствия. Нас было двое. Идентичные близнецы, знаете ли.

— Вы встречаетесь? То есть он ведь должен время от времени вас навещать?

— Бывал. Всего раза три или четыре. А в последние годы так и вовсе не появлялся — со времени его последнего визита прошло лет двадцать. Он вечно торопился, задерживался лишь на денек-другой, и всякий раз у него в запасе были грандиозные истории.

— Но вы-то сами все это время никуда не выезжали? По вашим словам, дальше двадцати миль от дома вы не забирались?

— Было время, когда я хотел отправиться с ним, но не мог. Мы появились на свет довольно поздно и были еще молоды, когда родители уже состарились. Кто-то из нас должен был остаться с ними. А когда их не стало, я уже сам не мог уехать — слишком большой частью моей жизни стали и здешние холмы, и леса, и речушки.

— Понимаю, — кивнул Андерсон. — Это отчетливо видно в ваших работах. Вы стали пасторальным певцом нашего столетия. Я цитирую чужие слова, но вы наверняка с ними знакомы.

— Писатель-натуралист, — хмыкнул Ламберт. — Некогда это было великой американской традицией. Когда я только начинал писать на эту тему лет пятьдесят назад, она давно вышла из моды, а теперь снова стала популярной. Каждый дурак, способный связать два слова, пишет о природе.

— Но никому это не удается так хорошо, как вам.

— Я просто занимался этим дольше других, у меня больше опыта.

— Ныне возникла великая нужда в вашем творчестве. Это остатки почти утраченного нами наследия.

— Пожалуй, — кивнул Ламберт.

— Возвращаясь к вопросу о вашем брате…

— Минуточку, пожалуйста, — перебил Ламберт. — Вы обрушили на меня град вопросов без всякой предварительной подготовки, не поговорив даже о погоде и не затевая обычного обмена любезностями. Просто ввалились сюда и выложили свои вопросы. Да, конечно, вы представились и сказали, что вы из университета, — и только. Мистер Андерсон, сообщите, просто для сведения, кто же вы такой.

— Ах да, простите! Признаюсь, я проявил недостаток такта, хотя он является непременным атрибутом моей профессии и мне не следует забывать о его значении. Я преподаю на факультете психологии и…

— Психологии? — недоверчиво переспросил Ламберт.

— Да, психологии.

— Я-то думал, что вы преподаете литературу, экологию или, скажем, что-нибудь имеющее отношение к окружающей среде. Какой резон психологу толковать с писателем-натуралистом?

— Пожалуйста, будьте снисходительны, — взмолился Андерсон. — Просто я подошел к делу не с той стороны. Давайте по порядку: я приехал поговорить с вами о брате.

— Какое вам дело до моего брата? Где вы о нем услышали? Здешние о нем знают, но больше никто. А в своих книгах я ни разу о нем не упоминал.

— Прошлым летом я приезжал сюда порыбачить. Моя палатка стояла всего в нескольких милях отсюда — тогда-то я и услышал.

— И кое-кто из ваших собеседников утверждал, что никакого брата у меня нет.

— Вот именно. Видите ли, последние пять лет я исследую вопрос…

— Уж и не знаю, — перебил Ламберт, — откуда пошли слухи, что у меня нет брата. Лично я не обращаю на них внимания и не возьму в толк, с чего бы это вам…