25 июня морские пехотинцы США заняли лес Белло. Через трое суток в руках американцев оказался Во, расположенный неподалеку от Суассона, и в тот же день Манжен вновь разместил своих солдат на Шеми-де-Дам около Суассона. На Сомме 4 июля австралийцы под командованием Монаша поддержали свою репутацию отличных солдат, захватив Ле-Амель. Четыре роты 33-й дивизии (Национальной гвардии) США приняли участие в битве за Амель и отпраздновали День независимости в германских траншеях. Однако едва только улеглась пыль после этой победы, как 15 июля на французов обрушилась очередная мощная германская атака.

Это, третье, наступление под кодовым названием «Реймс-Марнешутс» было двойным ударом, нанесенным 1-й, 3-й и 7-й германскими армиями. 7-я армия атаковала на Марне между Шато-Тьери и Реймсом, в то время как 3-я и 4-я атаковали с востока от второго города. Целью объединенного наступления было ликвидировать успех французов в Реймсе, прервать железнодорожное сообщение с Шалоном и решительно продвинуться в сторону Парижа. Это наступление, однако, быстро выдохлось, поскольку французы смогли предотвратить разрушительный эффект артиллерийских бомбардировок Брухмюллера, эвакуируя солдат из траншей на передовой и энергично контратакуя, когда в бой вступала германская пехота. Этот штурм, последнее наступление, предпринятое германской армией в Великой войне, застопорился 17 июля. Через неделю генерал Плюмер послал 2-ю армию в атаку и возвратил Метран… бои по всему фронту продолжались.

Войне оставалось идти еще три месяца, впереди было много боев и огромные потери, но в том, чем все закончится, уже никто не сомневался, и не только потому, что провалилась великая авантюра Людендорфа, причем провалилась катастрофически. Германия возложила все свои надежды на массированное наступление, но это повлекло за собой то, что войскам пришлось покинуть мощные оборонительные позиции, укрываясь за которыми, они так долго бросали вызов войскам Антанты и изматывали их. Германскую армию, которая находилась далеко от своих позиций линии Гинденбурга, теперь можно было атаковать в открытом поле, и появились дополнительные факторы, которые помимо важнейшего преимущества в виде постоянно растущего числа американских солдат делали победу союзников предрешенной. Французы и британцы учились бороться с германской армией, учились давить на чувствительные точки в обороне. Время окопных боев, содействующих обороне, прошло. Теперь армии воевали в открытом поле, и победа шла в руки тем генералам, которые лучше приноравливались к новым условиям.

Цена победы была высока. Британцы, которые несли на себе основную тяжесть боев, потеряли огромное количество людей, а французы еле держались. Хейг все еще был на месте, все такой же упорный и непоколебимый, как всегда, но Гоф ушел, репутация его была разрушена. Следовало бы признать, что Гоф и его 5-я армия проявили себя хорошо, если не отлично, в тех тяжелых условиях, в которые попали 21 марта и в последующие дни, но история вынесла иной приговор. Теперь, однако, англо-французский фронт стабилизировался, американцы вступили в боевые действия, после трех месяцев боев наступление германцев удалось остановить, а генерал Фош был главнокомандующим союзных армий. Для союзников настало время подумать о том, что делать дальше.

24 июля 1918 года генерал Фош, главнокомандующий союзными войсками во Франции, вызвал командующих национальными армиями фельдмаршала Хейга, генерала Петэна и генерала Першинга на встречу в свой штаб в Бомбон-Шато возле Мелюна, в 40 км к юго-востоку от Парижа. Хотя 2-е сражение на Марне все еще продолжалось — бои на этом участке шли до 6 августа, — к концу июля руководство стран Антанты и командующие их армиями знали, что победа — вопрос уже обозримого будущего, даже если и не ближайшего. Фош, считая, что пришло время для контрнаступления, в ходе которого немцам будет нанесено решительное поражение, захотел проконсультироваться со своими командующими армиями относительно того, кто и где будет наступать. Особенно его беспокоило, что будут делать американцы — их вооруженные силы должны были решить исход борьбы. Насчет контрнаступления Фош был прав. Немцы были уже остановлены или на отдельных участках отступали, их атаки потерпели неудачу и стратегические цели операции — разгром британской армии, прорыв фронта союзников и последующий удар по французам — достигнуты не были. Три последующие атаки на французские позиции принесли еще меньшие результаты. Кроме того, в последних сражениях союзники выступали как объединенная сила и имели в перспективе почти неограниченные поставки свежих пополнений из Соединенных Штатов, отдельные части армии которых уже вступили в бой. Критическое положение нескольких последних недель вынудило командующего Американскими экспедиционными силами генерала Першинга передать некоторые свои дивизии в оперативное подчинение французских и британских армий, где они, кстати, себя хорошо зарекомендовали. Теперь же армия США была готова бросить в бой всю мощь своих дивизий.

Здесь большую роль сыграл опыт генерала Першинга, приобретенный им с момента его приезда во Францию в июне 1917 года, особенно если учесть то постоянное давление, которое оказывало французское командование начиная с 1914 года на британских командующих Френча и Хейга, пытаясь добиться их подчинения себе. Французы, имевшие о себе очень высокое мнение как о солдатах и, с гораздо меньшими основаниями, как о полководцах, были заинтересованы исключительно в американских военных до чина, скажем, капитана. Они с самого момента вступления США в войну стремились добиться включения американцев подивизионно (а то и более мелкими частями) в состав собственных армий. Такое отношение и такие требования понимания у Першинга не находили. Постоянные попытки ряда французских командующих утвердить свое мнимое превосходство — в этот или в более поздний период, — помноженные на стремление диктовать союзникам свои условия, переполнили чашу терпения Першинга. Это он записал в своих мемуарах, после того как один французский политик в очередной раз раскритиковал его подчиненных и вообще организацию американской армии, при этом генерал добавил, что, «если его [политика] люди прекратят беспокоиться относительно наших дел и будут более строго следить за своими собственными, нам всем будет лучше».

В другом месте в своих мемуарах он записал: