огонь эфиопов и потеряли половину своих войск. Расистская идеология не была столь уж бесполезной и в тех случаях, когда противная сторона состояла из белых, и колониальная война велась не для завоевания новых территорий, а для предотвращения или срыва сецессии. Так было не только в англо-бурской войне, но и непосредственно перед ней на острове Куба, где креолы (местные уроженцы испанского происхождения) вели революционную борьбу за нечто похожее на статус доминиона в составе Испанской империи. Поскольку Конституция Испании не предусматривала такого исхода, а Мадрид продолжал занимать жесткую позицию, в 1895 году началась полномасштабная война. В 1897 году, когда она достигла своего апогея, 200-тысячная испанская армия была задействована против гораздо меньшего числа повстанцев, что, кстати, оказалось разорительным для испанского бюджета.

Войны в ЮАР и на Кубе имеют много параллелей. Во-первых, жестокость по отношению к противникам (в основном белым) была типичной для колониальных войн. В 1896-97 гг. знаменитый генерал-капитан Кубы Валериано Вейлер-и-Николау, поклонник опустошительной кампании генерала Шермана в Джорджии в 1864 г. и пионер антипартизанской войны на Филиппинах, согнал кубинское население всех рас в концентрационные лагеря, в которых от недоедания и беспризорности погибло более 100 тыс. человек. Вскоре после этого концентрационные лагеря, в которых содержалось 116 тыс. представителей африканерской нации и множество их чернокожих помощников, а также расстрелы пленных и заложников были использованы англичанами для того, чтобы сломить моральный дух своих южноафриканских противников. Молодой журналист по имени Уинстон Спенсер Черчилль вскоре после возвращения из поездки в Южную Африку посоветовал американцам использовать аналогичные методы на Филиппинах, что они и сделали (не только благодаря совету Черчилля). Немцы, в свою очередь, последовали этому примеру после 1904 г. в войне против народов гереро и нама в Юго-Западной Африке. Новинкой во всем этом была идея концентрационного лагеря, а не крайняя жестокость операций. Например, в зулусской войне 1879 г. британский "человек на месте", верховный комиссар Южной Африки сэр Бартл Фрер, поставил задачу освободить Зулуленд от "тирана" Кетчвайо, разоружить зулусов и управлять ими опосредованно через покорных вождей под руководством британского резидента - словом, по индийской модели. Военные шансы казались достаточно равными, но это не было благородным состязанием воинственных каст. Когда британцы оказались перед лицом поражения, они ответили на зверства зулусов, убивая пленных, сжигая их краалы, конфискуя скот и угрожая самой основе их существования.

Только "расовой" интерпретацией нельзя объяснить жестокость колониальных войн. То, что происходило между белыми в Балканских войнах 1912-13 годов, было не менее чудовищно. Военнопленные не пользовались иммунитетом, а террор систематически применялся в целях этнической гомогенизации. Конфликты рубежа веков на Кубе, в ЮАР, Атжехе и на Филиппинах, а также более ранние конфликты в Алжире, Зулуленде и на Кавказе не были "малыми войнами". Тем не менее сохраняется представление о том, что каждая колониальная война по своей сути является не более чем карательной экспедицией. С 1869 по 1902 год только англичане провели в общей сложности сорок колониальных войн и "карательных экспедиций", большинство из которых были неспровоцированными нападениями и несколько операций по освобождению заложников (как в Эфиопии в 1868 году). Особенно в Африке техническое превосходство захватчиков было подавляющим. Оно резко проявилось 2 сентября 1898 г. в битве при Омдурмане, когда англо-египетские войска Герберта Китченера потеряли 49 человек убитыми и 382 ранеными, а их героический махдистский противник, не справившись с восемью артиллерийскими орудиями Круппа и многочисленными пулеметами, понес потери от 11 до 16 тыс. человек. (Англичане ушли с поля боя, не заботясь об умирающих и раненых суданцах). Не всегда новейшие технологии приносили наибольший успех. При завоевании французами значительной части Западной Африки решающими факторами были быстрое передвижение кавалерии и штыковые атаки; пулемет не играл никакой роли, в отличие от африканских войн Великобритании или ее вторжения в Тибет в 1904 г. (миссия Янгхазбенда). Колониальные войны были вписаны в более широкий логистический контекст - пароходство, железные дороги, телеграфная связь, тропическая медицина - что облегчало достижение результатов. Иногда железная дорога могла быть построена исключительно ради переброски войск, как, например, в Судане или на Северо-Западной границе. В большинстве колониальных войн европейцам и североамериканцам помогали два элемента: более совершенная логистика и использование местных вспомогательных войск (принцип "сепоя").

Пятое. Во многих случаях оружием более слабой стороны была партизанская война. Здесь не было существенных различий между Европой и другими странами. Еще в 1600-1592 гг. корейцы вели партизанскую кампанию против самураев Хидэёси. Спираль насилия, связанная с такими войнами, редко заканчивалась стабильным гражданским порядком или длительным застоем. В Испании в 1808-13 годах, ставшей прототипом партизанской войны, партизаны также обращали в бандитов гражданское население, которое, по легенде, они должны были защищать. Регулярные войска лишь неохотно вступали в союз с такими силами. Военные профессионалы с недоверием относились к вольным разбойникам на суше и на море, даже если, как в случае с испанскими партизанами и британцами, они боролись за одно и то же дело. С точки зрения гражданского населения, выбирать между ними было не из чего, поскольку солдаты любого вида брали все, что хотели, силой. Партизан часто трудно отличить от тех, кого Эрик Хобсбаум в своей влиятельной книге назвал «примитивными бунтарями». Бандиты типа Робин Гуда определяются своими целями и сторонниками, а "малая война" с засадами и другими несогласованными неожиданностями является одним из характерных способов их действий. Такие методы используют почти все социальные повстанцы, но не все партизаны являются социальными повстанцами или даже социальными бандитами. Эти два вида борьбы были тесно связаны в ходе восстания Ниань, которое в 1851-1868 гг. отторгло от цинского правительства несколько провинций Северного Китая. Пехота с копьями и конные мечники Нянь сделали их одной из самых эффективных партизанских сил XIX века, и после окончания Тайпинской революции 1864 года Цин потребовались большие усилия, чтобы разгромить и этого неродственного врага. Встречая нианьскую кавалерию каналами и рвами - тактика, которую испанцы повторили в больших масштабах на Кубе в 1895-98 гг. Однако, как и во многих других европейских войнах в Африке, в конечном итоге все решило технологическое отставание обеих сторон. Высокопоставленный чиновник Ли Хунчжан, который в итоге был поставлен во главе кампании и использовал ее как ступеньку для своей карьеры главного государственного деятеля Китая, направил на водные пути Северного Китая новые канонерские лодки - не европейское оружие - с Запада и подготовил хорошо оплачиваемый элитный корпус, который по лояльности и мотивации превосходил цинскую традиционную армию. Через несколько лет в Европе появились партизаны, которые были не