В то время как Брилл помогал Юнгу и Ференци удобно устроиться в отеле, где были забронированы номера, Зигмунд вышел на улицу осмотреть город, как он это делал в Париже, когда приехал стажироваться в Сальпетриер: побродить по улицам, почувствовать под ногами мостовую, осмотреть витрины магазинов, вглядеться в лица прохожих.

Брилл засунул ему в карман план города. На Пятой авеню Зигмунд осмотрел котлован под здание будущей Публичной библиотеки. Затем быстрым шагом он прошел по Пятой авеню мимо добротных домов, церквей и дорогих магазинов. На Пятьдесят девятой улице увидел только что открывшийся отель «Плаза», прошел по его внутреннему садику, где играл оркестр и неторопливые нью–йоркцы гуляли после полуденного чая.

Зигмунд возвратился в отель уставший, но с чувством удовлетворения. Он видел всего полторы дюжины кварталов города, но Нью–Йорк уже не казался ему странным или чуждым. Разве он не исходил его пешком, как родной Земмеринг? Он не мог сравнить Нью–Йорк с Веной, Берлином, Парижем или Римом. Это был новый город – со своей многолюдной, бурлящей, энергичной жизнью. Город с его небоскребами выглядел, звучал, даже ощущался человеком совершенно иначе, чем знакомые ему города.

Брилл пригласил их на легкий ужин, но затем понял, что поскольку они встали в этот день в пять утра, пережили волнения, связанные с прибытием в новый для них город, то буквально валятся с ног. Он обещал появиться на следующий день к завтраку и показать им город.

Осмотр начался утром от Баттери, откуда открывался превосходный вид на залив. Затем Брилл провел их мимо зданий судоходных компаний к Уолл–стрит через узкий каньон улиц, благоухавших ароматами кофе и специй, тюки и ящики еще стояли на тротуарах перед экспортно–импортными фирмами. На Уолл–стрит Зигмунд заметил несколько знаменитых банков и компаний, названия которых были напечатаны крупными золотистыми буквами.

Зигмунду хотелось узнать, где находятся иностранные кварталы, и Брилл провел их на Ист–Сайд – в район разносчиков, который показался Зигмунду похожим на Нашмаркт, здесь воздух благоухал запахами всех видов специй, домашние хозяйки толпились около прилавков, стремясь сделать покупки подешевле и получше. Затем Брилл показал им Китайский городок, здесь Зигмунд впервые увидел китайцев с длинными косами, в длинных черных шелковых или сатиновых робах, халатах с широкими рукавами. Когда они заходили в лавки, где продавались экзотические китайские продукты и травы, ухо резали пронзительные голоса продавцов. Он заметил, что нет ни одной женщины. Воздух в лавках был пропитан благовониями.

У Брилла не было заранее продуманного плана, и он поспешно провел друзей через живописный итальянский район Хьюстон–стрит, затем они заглянули на Баури, где наблюдали, как татуируют моряков, сошедших на берег с кораблей, прибывших в Нью–Йорк. Когда Брилл решил, что гости устали, он нанял экипаж, который отвез их на Кони Айленд, в Луна–парк, славившийся своими развлечениями. Зигмунд писал, что этот парк превосходит размерами Пратер. После возвращения на Манхэттен Брилл показал друзьям большие универсальные магазины Джона Ванамейкера на Бродвее и Восьмой улице, двадцатидевятиэтажное здание «Флатирон», тогда самое высокое в мире, центр мужской одежды на Двадцать седьмой улице, магазин шляп на Тридцать первой улице, лавки сладостей. Гостей более всего удивили не только огромность зданий, контраст между увиденными авеню и улицами, но и многолюдность и разноликость толпы.

Вернувшись в отель, Зигмунд погрел ноги в горячей ванне. Он сказал Бриллу:

– Впервые в жизни мои ноги не выдержали дневного поединка. Но теперь я знаю, что имел в виду Эли Бернейс, писавший мне о Нью–Йорке, уподобляя его плавильному котлу. Сольются ли воедино все его составные части? И что станет с Америкой, когда потухнет пламя под котлом?

На следующее утро по просьбе Зигмунда Брилл сопроводил его в Метрополитен–музей осмотреть экспонаты искусства античной Греции. После часового осмотра мраморных скульптур Зигмунд повернулся к Бриллу и сказал с веселыми искорками в глазах:

– Знаю, что я в стране будущего, и могу судить об этом по тому, как здесь люди ходят, говорят, питаются. Тем не менее, я чувствую себя более счастливым в цивилизации прошлого.

– Странно слышать это от вас, профессор Фрейд, – ответил Брилл, – ваша работа больше, чем показанное мною вам в Нью–Йорке, изменит будущее. Пойдемте в Колумбийский университет. Я рассчитываю, что буду преподавать там фрейдистский психоанализ, и вам следует посмотреть, как красиво размещен университет.

Из Торонто приехал Эрнест Джонс. Состоялась сердечная встреча, а вечером пять коллег пообедали в висячем саду Хаммерштейна, в одном из наиболее модных ресторанов Нью–Йорка. На Зигмунда произвели впечатление фешенебельный и в то же время шумный ресторан, изысканно одетые женщины, многие в платьях с глубоким декольте, мужчины, по словам Брилла, – влиятельные бизнесмены, превращающие Америку в богатую индустриальную страну.

– Их пища также слишком богата, – простонал Зигмунд после обеда. – Не думаю, что мой желудок приемлет американскую кухню. Завтра я буду поститься.

Карл Юнг сказал, усмехнувшись:

– Господин профессор, это не совсем справедливо в отношении американской кухни. Вы сказали в Бремене, что ваш желудок не принял обед в Мюнхене и вы провели тяжелую ночь.

Перед сном они посмотрели комедийный фильм; он развлек Зигмунда. Следующее утро выдалось пасмурным; небо казалось еще более мрачным из–за того, что у всех расстроился желудок. В полдень они отправились на пароходе в Ворчестер. Пароход обошел выступ Манхэттена, поднялся по Ист–ривер, пройдя под Бруклинским и Манхэттенским мостами в сыром, пронзительно–холодном воздухе среди барж, буксиров, паромов.

От Фолл–ривер они поехали поездом до Бостона. В то время как Эрнест Джонс показывал им исторические достопримечательности города, старый Дом правительства, старую церковь, а затем гавань, где состоялось так называемое Бостонское чаепитие, ставшее искрой, которая воспламенила войну американцев за освобождение от британской короны, Зигмунд спросил его потихоньку:

– Где ближайшая уборная?

– Таких нет, господин профессор.

– Что?! Что же тогда делать?

– Вернемся в деловой квартал и найдем какую–нибудь контору или правительственное здание.

Когда, наконец, Джонс провел Зигмунда в огромное здание, тот должен был спуститься в подвальное помещение и пройти длиннющий коридор, прежде чем добраться до мужского туалета. Он едва успел дойти, не совершив греха. Выйдя оттуда, он спросил Джонса:

– Что это за страна без общественных уборных? Создавая новую цивилизацию, она упускает из виду наиболее важный вклад Старого Света.

– Видите ли, профессор Фрейд, – рассмеялся Джонс, – это пуританская страна с большими ограничениями, чем в моей викторианской Англии. О процессе облегчения живота не принято говорить. Вы убедитесь, что это относится и к другим человеческим функциям. Тем не менее вас прекрасно примут в Новой Англии, ибо ваши работы уже известны. В прошлом году, когда я гостил у доктора Мортона Принса в Бостоне, было два или три вечера, на которых присутствовали около шестнадцати докторов и университетских профессоров, включая доктора Джеймса Патнэма, профессора неврологии Гарвардского университета, и несколько ведущих психиатров этого района. В мае профессор Патнэм и я представили доклады о психоанализе и подсознании на встрече в Нью–Хейвене. Мы пробудили значительный интерес, была, разумеется, и оппозиция, но главное – возникла оживленная дискуссия. Я слышал также, что из Гарварда собирается приехать известный философ Уильям Джеймс на ваши лекции. Как вы думаете, могу ли я прочитать текст одной–двух ваших лекций до выступления?