– А как Павлик? – спросила она. – У Регины все в порядке?

– Жив твой крикун, не беспокойся, – заухмылялась старуха беззубым ртом. Кошка стояла в растерянности, не в силах прийти в себя после всего услышанного.

Значит, кто-то выжил в той резне? Может, это ложь, чтоб заманить ее на станцию? Но тот человек, наоборот, советовал ей там не появляться. Хотя посоветовать ей что-то – верный способ заставить ее поступить как раз наоборот.

Но если это правда – кто же, кто же остался жив?

Рохля? Тогда она могла бы отдать ему Павлика – ведь это же его сын, в конце концов, пусть бы сам о нем и заботился. Хотя Рохля, похоже, и о себе не очень-то в состоянии позаботиться. Но парень нравился ей – она все вспоминала его хрипловатый, с ленцой, голос «Ну, ты лентяйка!». Она могла бы помогать ему с ребенком.

А что, если все-таки выжил Сергей? Кошка сама не знала, кого из них больше жалеет. Кого хочет увидеть. Она скучала и по тому, и по другому. Вот бы в живых остались они оба!

Господи, как узнать? Ну почему неведомый доброжелатель не потрудился заодно назвать имя уцелевшего? А может, никакой он не доброжелатель и это все нарочно подстроено, чтоб она помучалась, а на самом деле все ее бывшие спутники мертвы?

Ответов на свои вопросы Кошка пока не находила. Ей хотелось тут же наведаться к Регине, навестить малыша, но Вотан ничего слушать не хотел и потащил ее в кабак «За три потрона» – обмыть удачный поход да и ее спасение за компанию.

* * *

– Так говоришь, от Парка до Октябрьской поверху шли?! Типа променад?!

Вотан хохочет, словно его это очень забавляет. Видавший виды пластиковый стул под его грузным телом трещит и, кажется, вот-вот сломается. Вотан не обращает на это внимания и пристально смотрит на нее. Что у него во взгляде – насмешка, жалость? Отчего у нее такое ощущение, что егерь смотрит на нее, словно сквозь оптический прицел? И зачем постоянно подливает ей браги – словно хочет ее споить, как когда-то Седой. Кошка, стоит ему отвернуться, выплескивает излишки в кружку соседа по столу.

– Представляешь, – говорит Кошка, – мы были совсем рядом с Островом.

– А-а-а, тем самым? Где у красных сталкеров типа Валгалла? – понимающе кивает Вотан.

– Почему у красных? – удивляется Кошка, смутно припоминая, что про Валгаллу он ей когда-то рассказывал. По его поверьям, это такое место, куда попадают убитые воины, чтоб пировать и веселиться в награду за подвиги. Кошка знала, что Вотан, Сигурд и вся их компания молится своим богам и даже имена они себе взяли в честь богов и героев. Это было нормально. В метро каждый верил, во что хотел – кто в Сатану, кто в Великого Червя, кто в Хозяина Туннелей. Лучше было в это не вникать. Главное – чтоб эти боги помогали.

Вотан раньше и ей предлагал несколько раз присоединиться к их компании. Говорил, что это прикольно, что до этого в группе у них баб не было. Обещал подобрать ей имечко покрасивее: «Будешь у нас Брунгильдой. Или Фрейей. Или будем звать тебя просто – Валькирия».

«А в этот раз что-то не предлагает…» – думает она.

– Ну, к Острову ведь ближе всего Кропоткинская и Парк Культуры, – отвечает Вотан. – А сталкерам Ганзы не так уж плохо живется, чтоб по доброй воле на Остров отправляться. Когда силы уже не те, обучают молодняк.

Кошка хочет снова выплеснуть брагу. Вотан пристально смотрит на нее. Ее сосед уже глядит остекленевшими глазами куда-то вдаль. Да и сам Вотан уже хорош.

– А ведь я там был, – тихонько говорит он. И уже не смеется. Ей приходится наклониться к нему, чтобы разобрать слова.

– Где? – спрашивает она, хотя сама уже понимает, о чем речь.

– Там. На Острове.

Она смотрит на него с ужасом, как на выходца из могилы.

– Враки все это – то, что про него рассказывают. Никакие призраки не пляшут там при луне. Есть только полуразрушенные дома, я даже забирался в некоторые. В одном доме этаже на третьем такие прикольные вещи видел. Прикинь, ванна в виде громадной красной женской туфли на высоком каблуке! Была б там еще вода теплая, не вылезал бы из такой. А еще там мужик сидел, из какого-то камня сделанный. Я его про себя прозвал Один, – с ударением на первый слог говорит Вотан. – Сидит и смотрит на Храм – оттуда он как на ладони. А в углу другой мужик валялся – не каменный, настоящий. Вернее, то, что от него осталось. Я его про себя почему-то окрестил Ермолаичем. Мне даже казалось, что он улыбается мне, – так у него зубы были оскалены. А призраков я там не видел, вот только…

– Что? – подалась к нему Кошка. Егерь как-то странно усмехается:

– Как же вы, бабы, на всякую чертовщину падки! Я так понял – люди там были, когда жахнуло. До метро они добежать, ясное дело, не успевали, а вот в подвалах тамошних еще прожили какое-то время – недолго, правда.

– С чего ты взял? – впилась в него взглядом Кошка.

– Я там надпись нашел на стене в подвале одном. То ли краской черной, то ли углем. Еле разобрал каракули. Знаешь, что там было написано? «Будьте вы прокляты, твари подземные!» Вот я и думаю – видно, кто-то из них пытался уже потом в метро попасть, да не пустили. Вот он и оставил перед смертью напутствие. Они знали, понимаешь, знали наверняка, что кто-то уцелел, заперся в убежище. А им двери не открыли, бросили умирать…

Да, объяснять такое Кошке нужды не было. Ее ведь тоже когда-то бросили умирать. Иногда ей казалось – она и в самом деле умерла тогда. Потому что невозможно поверить, что та худенькая девчонка, жадно слушавшая сказки, ловившая каждое ласковое слово, брошенное ей мимоходом, как подачку, и нынешняя Кошка, безжалостная хищница, – одно и то же существо. Может, та девчонка умерла, а в тело ее вселился кто-то другой? Теперь он говорит ее голосом, смотрит на мир ее глазами. И обдумывает месть…

– А призраков-то там нет, конечно, кости одни, – задумчиво продолжает Вотан тем временем. – Только вот слышал я иной раз за спиной как будто вздохи… и фонарь у меня в тех развалинах все время гас. А еще казалось – кто-то бесшумно идет следом за мной.

– А ты слышал про подземный ход под рекой? – говорит, не удержавшись, Кошка.

– А-а, вот ты о чем! – Вотан глядит – словно мысли ее читает. – Боишься, что однажды они наведаются к нам? И настанет судный день, и живые позавидуют мертвым? Может и так, почему бы и нет? Я бы на их месте – пришел.

Кошка бледнеет. И вдруг Вотан разражается хохотом.

– Ой, киса! Видала б ты сейчас свою моську! Наплел я тебе с три короба, а ты и поверила?

Она пристально глядит на егеря. В его единственном глазу снова искрится веселье. Как будто и не он только что рассказывал ей все это. Но Кошка чует – от него исходит страх.

К Вотану подсаживается одна из немолодых, набеленных женщин. Глаза, обведенные черным, жадно смотрят на еду.

– Не угостишь, красавчик?

– Уйди, чувырла! – орет егерь. – А то от твоей красоты ненаглядной у меня сейчас последний аппетит пропадет. Я еще не настолько пьян, чтоб на тебя позариться!