– Где ты шляешься? Я уже устала.

С этими словами она сунула второго младенца ей в руки.

– Это не мой, – сказала Кошка. – Я думала, Регина давным-давно вернулась и его у тебя забрала.

– Как же, вернулась, пьянчужка, и спать улеглась. Я два раза к ней заходила – дрыхнет! – возмущенно проворчала старуха. Кошке подумалось, что старуха и сама успела выпить. Но потом до нее дошел смысл сказанного, и она насторожилась.

– Подержи-ка его еще немного, – сказала она, возвращая старухе младенца. – Я сейчас вернусь, через пару минут, обещаю.

Она тихонько пошла к палатке Регины. Возле входа прислушалась – снаружи и внутри все было тихо. Заглянула внутрь. Регина лежала, укрывшись с головой рваным одеялом. Кошка осторожно потрогала ее за плечо – никакой реакции. Тогда она отдернула одеяло. На нее уставились пустые, широко раскрытые глаза. Кошка пощупала ледяную шею, пытаясь уловить биение пульса, хотя ей и так уже все было ясно. Судя по всему, Регину ударили узким ножом в сердце – крови вытекло совсем немного. И случилось это, наверное, вскоре после того, как Кошка скрылась, – тело уже успело остыть.

Кошка вновь накинула на мертвую одеяло и вернулась к старухе.

– Все, – сказала она, – давай мне ребенка. Раздобудь еще кипяченой водички, что ли. Регина спит, не беспокой ее пока. Лучше подскажи мне, кто тут у вас мастер бумаги всякие писать? Да, будут про меня спрашивать – молчи, если жизнь дорога. Мол, знать ничего не знаю, ничего не видела и не слышала. Поняла?

Старуха, выйдя из ступора, проявила чудеса расторопности и сообразительности. И через некоторое время бледная женщина в надвинутом чуть ли не на глаза капюшоне и с двумя младенцами на руках подошла к постам Ганзы. Она предъявила сталкерские «корочки» и справку, из которой следовало, что мать малышей умерла родами и их отправляют в госпиталь на Таганку.

Кошке подумалось, что это самая удачная легенда, чтобы попасть на Ганзу. На самом деле ей хотелось добраться до Улицы 1905 года. Ведь Нюта предлагала ей помощь – и, пожалуй, самое время было воспользоваться ее предложением. Она надеялась, что на дрезине быстро доберется до Краснопресненской, а оттуда перейдет на Баррикадную. Чтобы снова пройти с детьми через посты, ей, возможно, потребуется еще что-то придумать, но там уж она решила действовать по обстоятельствам.

* * *

Человек пришел в себя. Голова у него раскалывалась от боли. Назойливый голос зудел:

– Как тебя зовут, помнишь? Встать можешь?

Какое там встать! Он и голову-то едва мог повернуть.

– Где она?

«Не знаю», – хотел ответить он, но из горла вырвалось лишь сипение.

– Он не может пока говорить, – это другой уже голос, спокойный и усталый.

– Не может – заставим.

– Оставь его в покое. Сейчас ты от него все равно ничего не добьешься.

– Я хочу только знать – где она? Куда скрылась эта дрянь?

– Ты думаешь, ему это известно? Он, похоже, вообще ничего не помнит.

– Вылечи его! И тогда я с ним так поговорю – все мне расскажет. Даже то, чего не знает!

– И за каким чертом мне тогда его лечить?

– Мне нужна она.

– Да ее, может, и в живых уже нет.

– Она живучая. Я найду ее. И в этот день она пожалеет, что вообще родилась на свет.

– Не сомневаюсь. А теперь уйди отсюда. От твоей трепотни не то что у больного – у меня самого уже память отшибло.

Теперь, когда назойливый голос, наконец, умолк, человек почувствовал себя лучше. Кое-что он все-таки помнил. С ними шла женщина. Значит, ей удалось бежать, ее не поймали. Кажется, была еще одна женщина, но она его интересовала меньше.

Он должен поправиться и найти ту, первую. Прежде, чем ее найдут другие…

Кошке повезло – с Октябрьской как раз уходила последняя дрезина. Правда, не в ту сторону, в которую нужно было. Ей ближе было бы добираться через Парк Культуры, тогда до Краснопресненской пришлось бы проехать всего три остановки. Но выбора не было – либо на Октябрьской дожидаться утра, либо ехать прямо сейчас, но более долгой дорогой. Впрочем, патроны у нее пока были, и расплатиться она могла. Потому решила ехать, боясь, что те, кто убил Регину, будут ее искать. Немногочисленные пассажиры с изумлением косились на хмурую женщину с двумя младенцами.

На Таганской водитель объявил, что по техническим причинам дрезина пойдет только до Курской, а потом встанет на запасной путь на профилактику, и Кошка решила сойти здесь. Дети уже снова начинали хныкать, и хотя она поила их кипяченой водой, они уже явно были голодны. Она подумала, что, возможно, в здешнем госпитале младенцев сумеют накормить, да и пеленки сменить не мешало бы. Но идти туда самой ей не хотелось. Она помнила – от Таганской радиальной всего один перегон до Китай-города. Может, у бандитов свои люди есть и в госпитале, тогда ей несдобровать.

Таганская тонула в полумраке, и Кошка порадовалась тому, что время ночное. Днем свет на станции был бы более ярким. Но даже и в полумраке станция была красива. Белый полукруглый свод немного напоминал Шаболовку, правда, этим сходство и ограничивалось. Здесь было не в пример интереснее – на стенах, на красивом синем фоне, размещались выпуклые картины в овалах.

Кошка разглядывала гостиничный комплекс, оборудованный в северной части зала. При помощи металлического каркаса и разноцветных пластиковых панелей были построены многочисленные двух– и четырехместные кабинки, тянувшиеся двумя рядами до конца станции и разделяемые лишь узким проходом посередине. Но уж слишком много охранников маячило возле входа. Она так и не решилась пойти туда. Павлик расплакался, другой младенец тоже недовольно кряхтел. Еще не хватало, чтоб ее приняли за побирушку. Надо было срочно что-то придумать, чтоб их накормить.

Кошка осматривала идущих мимо людей, надвинув капюшон почти на самые брови. Рядом с ней остановилась худенькая бледная девочка с тряпкой в руках. Заплатанный спортивный костюм, светлые волосы неровно, кое-как острижены. Кошка окликнула ее:

– Эй! Не хочешь подзаработать?

Девочка подозрительно уставилась на нее.

– Дети у меня голодные – молоко пропало. Не знаешь, кто может помочь?

Девочка задумалась.

– Молоко для младенцев можно в госпитале достать. У некоторых ведь мертвенькие рождаются, и они молоко свое в госпиталь сдают – тем, кому нужнее. Но только дорого очень.

– За это не бойся, – сказала Кошка. – У меня есть, чем заплатить.

– А почему ты сама не хочешь сходить туда? – спросила девочка, внимательно ее разглядывая.

– Устала очень, – пробормотала Кошка.

Девочка пристально смотрела на нее – Кошке даже неловко сделалось. Она натянуто улыбнулась.