Весть быстро разлетелась по Римскому Форуму. При появлении Цезаря у трибунала претора по делам иностранных граждан немедленно собралась толпа. По мере того как Цезарь вызывал все больший интерес, перечисляя увечья, нанесенные Гибридом своим жертвам, толпа росла, с нетерпением ожидая завтрашнего слушания: неужели действительно можно будет увидеть такие ужасы — мужчину с содранной кожей и женщину, у которой так вырезаны внутренние половые органы, что она даже мочиться, как полагается, не в состоянии?

О суде уже знали дома, как Цезарь понял по выражению лица матери.

— Что за новость я узнала? — сердито спросила Аврелия. — Ты участвуешь в деле против Гая Антония Гибрида? Это невозможно! Кровное родство!

— Нет никакого кровного родства между Гибридом и мной, мама.

— Его племянники — твои двоюродные братья!

— Они — дети его брата, а кровная связь — через их мать.

— Ты не можешь так поступить с Юлией!

— Мне не нравится впутываться в семейные дела, мама, но Юлия с этим делом не связана.

— Юлии Цезари соединились с Антониями через брак! Это достаточная причина!

— Нет, это не причина! И Юлии Цезари поступили глупо, связавшись с Антониями! Антонии — невоспитанные и никудышные люди! Я тебе говорю, мама, я бы не позволил ни одной Юлии из нашей семьи выйти замуж за кого-нибудь из Антониев! — сказал Цезарь и отвернулся.

— Откажись, Цезарь, пожалуйста! Тебя проклянут!

— Не откажусь.

В результате этого столкновения обед прошел в молчании. Не в силах бороться с двумя такими железными оппонентами, как ее муж и свекровь, Циннилла убежала в детскую, как только смогла, сославшись на то, что у ребенка колики, режутся зубки, сыпь и все прочие детские болезни, какие она могла припомнить. Остались Цезарь — с гордым видом и Аврелия — тоже с гордым видом.

Нашлись люди, которые не одобряли его поступок, но Цезарь решил создать прецедент, взявшись за подобное дело. Найдется много других оппонентов, в чьих доводах «кровное родство» будет играть гораздо большую роль, чем возражения по существу.

Конечно, Гибрид не мог проигнорировать вызов в суд, поэтому он ждал у трибунала претора по делам иностранных граждан со свитой из знаменитых лиц, включая Квинта Гортензия и дядю Цезаря — Гая Аврелия Котту. Марка Туллия Цицерона не было даже среди аудитории, но как только Цетег открыл заседание, Цезарь краем глаза заметил его. Конечно же, Цицерон не в силах пропустить такое скандальное слушание! Особенно когда был выбран законный вариант гражданского иска.

Цезарь сразу заметить, что Гибрид не в своей тарелке. Крупный, мускулистый, с шеей толстой, как рубчатая колонна, Гибрид был типичный Антоний. Жесткие, курчавые рыжеватые волосы и рыже-карие глаза, как у всех Антониев. Орлиный нос и выступающий подбородок, словно стремившиеся сомкнуться над маленьким, с толстыми губами, ртом. Пока Цезарь не узнал о жестокости Гибрида, он объяснял тупое выражение его лица тем, что Гибрид слишком много пьет, слишком много ест и чересчур любит сексуальные удовольствия. Теперь он знал, что это было лицо настоящего чудовища.

С самого начала все складывалось не в пользу Гибрида. Гортензий самовольно решил потребовать, чтобы судебный процесс прекратили, заявив, что если дело хоть на одну десятую так серьезно, как утверждает иск, то оно должно слушаться в суде по уголовным делам. Варрон Лукулл сидел спокойно, не желая вмешиваться, пока судья не попросит его совета. Но Цетег, казалось, не собирался этого делать. Рано или поздно настанет его очередь быть председателем этого суда, и ему не хотелось начинать скучный спор о деньгах. Но дело оказалось настоящим. И хотя детали, конечно, отвратительны, по крайней мере, процесс не надоест ему. Поэтому он быстро снял все возражения, и слушание пошло гладко.

К полудню Цетег был готов выслушать свидетелей, чей вид вызвал настоящий шок. Ификрат и его компаньоны выбрали жертвы, которые могли с полной наглядностью продемонстрировать трагедию и вызвать жалость к себе. Особенно всех потряс мужчина, который вообще не мог сам давать показания. Гибрид срезал большую часть его лица и вырвал ему язык. Но его жена говорить могла. Она была полна ненависти, и ее показания оказались убийственны. Цетег сидел, позеленев и чувствуя, как весь покрылся потом, пока слушал ее и глядел на ее бедного мужа. Когда женщина закончила давать показания, он отложил слушание на день, умоляя богов, чтобы они позволили ему добраться до дома, прежде чем его вырвет.

Но Гибрид все-таки попытался сказать последнее слово. Он схватил Цезаря за руку и задержал его.

— Где ты набрал этих несчастных? — спросил он со страдальческим замешательством на лице. — Тебе пришлось, должно быть, прочесать весь Рим! Но, знаешь, у тебя ничего не получится. В конце концов, кто они такие? Горстка подлых неудачников! Вот и все! Просто горстка неудачников, желающих хапнуть изрядную сумму от римлян вместо того, чтобы жить на мелкие подаяния греков!

— Просто горстка?! — рявкнул что есть силы Цезарь, заставив замолчать уже расходившуюся толпу, так что многие остановились и обернулись, чтобы послушать. — И все? Я говорю тебе, Гай Антоний Гибрид: даже одного будет слишком много! Только одного! Только одного мужчины, или женщины, или ребенка, у которого украдены юность и красота, — и этого уже слишком много! Уходи! Иди домой!

Гай Антоний Гибрид пошел домой, с удивлением заметив, что его адвокаты не захотели сопровождать его. Даже родной брат нашел повод покинуть его. Но шел он не один. Рядом с ним семенил маленький, пухлый человечек, который за полтора года, с тех пор как он стал сенатором, сделался другом. Этого человечка звали Гай Элий Стайен, и ему требовались могущественные союзники. Он хотел бесплатно кормиться за чужим столом и очень-очень хотел денег. В прошлом году он взял себе часть денег Помпея, когда был квестором Мамерка и подстрекал к мятежу — о нет, не к грозному, кровавому мятежу! И все прошло отлично, и никто ничего не заподозрил.

— Ты проиграешь, — сказал он Гибриду, когда они вошли в изящный особняк Гибрида на Палатине.

Гибрид не был расположен к спору.

— Знаю.

— А разве плохо было бы выиграть? — мечтательно спросил Стайен. — А потом тратить две тысячи талантов — награду за победу.

— Мне еще надо найти две тысячи талантов, которые обанкротят меня на многие годы.

— Не обязательно, — успокаивающим тоном заметил Стайен.

Он сел в кресло для клиентов и огляделся.

— У тебя осталось еще немного хиосского вина? — поинтересовался он.

Гибрид отошел к пристенному столику, налил два бокала неразбавленного вина из кувшина, передал один гостю и сел. Выпил жадно, до дна, затем посмотрел на Стайена.

— У тебя что-то есть на уме, — сказал он. — Выкладывай.

— Две тысячи талантов — огромная сумма. Но и тысяча — тоже неплохо.

— Это правда. — Маленький рот растянулся, толстые губы обнажили мелкие белые зубы Гибрида. — Я не дурак, Стайен! Если я соглашусь разделить с тобой поровну две тысячи талантов, ты гарантируешь мое оправдание. Так?