поглядела на мать, и госпожа Эстер в недоумении пожала плечами.) Теперь этот господин с Шафаром в маленькой комнатке, а мать с дочерью — в большой? Ну, а еще?.. еще что?..

Но Двуйло больше ничего не знал.

Скоро явился сам приезжий.

Только Иво Караджич отворил дверь в лавку и зазвенел звонок на упругой пружине, Сура была тут как тут. Она приветливо улыбалась. Соломон Фукс с госпожой Эстер тоже вышли встречать незнакомца. У Суры сильно билось сердце.

Она отвела приезжего в комнату, для Поляны вполне приличную. В печи горели буковые дрова.

— Господин желает ужинать?

— Нет, благодарю, — ответил он угрюмо. — Мой кучер здесь?

— Да, на кухне.

— Пожалуйста, пошлите его ко мне.

На лестнице Сура тихонько засмеялась.

Приехал свататься, а потом, недовольный, перешел к конкуренту! Дело ясное: в комнатке старого Абрама не договорились! Гана расписала жениху, будто у нее бог знает какое приданое. Но он не дал себя одурачить и сбежал!

— У Шафаров не договорились о приданом, — объявила она отцу и сестрам и отправилась на кухню — сообщить эту новость матери.

Иво Караджич открыл чемодан и вынул из него электрический фонарик; когда пришел Андрий Двуйло, он сказал ему:

— Вы мне нужны на всю ночь. Я уплачу вам вдвое больше, чем было условлено.

Разговаривать на двух языках трудновато, но они друг друга поняли.

— И еще вот что. Вы были на кухне, когда барышня Шафар уходила? Не заметили, куда она прошла по галерее: в сторону двора или к улице?

— Этого не видал, а только из дому она не выходила, — ответил Двуйло.

— Почем вы знаете?

— Да она не одетая была, даже без башмаков. Она в кухне переобулась, когда мы приехали.

— Расскажите мне все подробно.

— Значит, старуха еврейка куда-то вышла, потом вернулась, а минуты не прошло — еще одна еврейка пришла; видно, та позвала. Молодая и прошла с ними.

У Иво Караджича мороз пробежал по коже.

— Они ее увели?

— Нет.

Неужели она в самом деле дома? — рассуждал он. — Это меняет все его планы. Но тогда почему же она не отзывалась? Может быть, эти женщины где-нибудь ее заперли и заткнули ей рот? Не вызвать ли все-таки жандармов? «Но главное: не подымай переполоха, — сказала ему Ганеле, — этого пока не нужно!» Предпринимать ли вообще что-нибудь? Может, во всем виноват его разгоряченный мозг, рисующий невероятные сцены, уместные только в бульварных романах?

— Вы служили в армии, Двуйло?

— Унтер-офицером.

— Отлично! Предстоит важное дело. Пока ничего у меня не спрашивайте; потом я сам вам все объясню. Пойдите оденьтесь. Мы проведем всю ночь на улице, будем наблюдать за домом Шафаров. Наймите четырех крестьян… нет, лучше шестерых, и договоритесь с ними о вознаграждении. Скупиться не надо. Скажите им, что хотите, но меня они пусть ни о чем не спрашивают.

«Не устраивай переполоха!» Может, я делаю глупости? — опять подумал он. — Схожу с ума, как говорит мамочка?..»

Двуйло в сенях надевал овчинный кожух.

— Куда? Куда вы? — высунулась Сура из кухни.

— Я сейчас.

Но она следила за ними и, увидав, что оба выходят на улицу, взволнованная, побежала в комнату.

— Бенци! — крикнула она брату. — Они уходят! Живо оденься и беги за ними!

Потом кинулась в номер — проверить, остались ли чемоданы. Чемоданы были на месте.

Двуйло в темноте стучал в окна, вызывал людей, и они, только было уснувшие, сердито выглядывали из маленьких окошек. А Иво Караджич поспешил за дом Шафара — туда, где когда-то промчалась мимо офицера Этелька. Он хотел проверить, не ведут ли из дома какие-нибудь следы, но запутался среди заборов и заборчиков, стал проваливаться в занесенные снегом ямы и был рад, когда выбрался опять на дорогу.

Люди быстро собрались.

«Шпионов он ловит, что ли, — думал Двуйло. — Но ведь мы бы знали…»

Иво Караджич послал одного к Абрамовичам, другого к Каганам, третьего к микве, — посмотреть, горит ли там свет. Один довел его через перелазы — низкие места в русинских заборах, где может перебраться человек, но не скотина, — до самой речки. Иво Караджич, освещая себе путь электрическим фонариком, убедился, что вокруг глубоким слоем лежит старый снег и по рыхлой поверхности его не ступала нога ни человека, ни зверя. Но для верности он и с этой стороны поставил караульного.

Когда он вернулся на улицу, ему доложили, что в дом вошли две женщины.

— Кто именно? Вы узнали их?

— Файга Каган из миквы и Ройза Абрамович, — ответил Иван Москаль.

— Кто они такие?

— Да еврейки…

Иво Караджич велел затопить печь и зажечь свет в одной из хат, чтобы четверо могли спать, пока другие четверо наблюдают.

Он никогда не видел карпатских хат, и от этой, тускло освещенной маленькой коптилкой без стекла, с глиняным полом, с большой печью и подвешенной над общим ложем простой, выдолбленной колодой вместо люльки, на него повеяло чем-то нереальным, напоминающим приключенческий роман. Расставив караул, сам он с Митром Дацем спрятался за забором москалевой хаты, стоящей у дороги против дома Шафаров.

Снег перестал падать; из-за туч выглянул месяц.

Иво Караджич ждал.

Ночью время тянется долго, и промежуток между одной и другой сигаретой короче, чем кажется.

Но что собственно хотел он увидеть, кроме этой светлой ночи, кроме замка из озаренных месяцем снежных облаков над головой, кроме улицы и силуэта шафарова дома? Или он переступал тут с ноги на ногу для того, чтоб увидеть тех двух евреек, что вошли в дом? Или, быть может, его фантазия возжаждала сцен из кровавых романов, с таинственными санками, из которых выходят какие-то люди в масках, чтобы вынести из дома загадочный узел, где под черной материей угадываются очертания девичьего тела? Сумасшедший!

И все-таки он дождался. Через полчаса в темном доме скрипнули обитые железом двери. Ночью секунды между одним звуком и другим длятся долго и сердце бьется тревожно. Двери заперты. С галереи сошел человек, который мог быть только Иосифом Шафаром.

— За ним! — шепнул Иво Караджич Митру Дацу.

Потом пришли караульные и сообщили, что у Кагана, у Абрамовича, в микве темно. На дороге они встретили Файгу Каган и Ройзу Абрамович. Но это Иво Караджич уже знал…

Удивительное дело! Эта ночь была полна движенья. Через некоторое время к дому подошли три женщины. Поднялись на галерею. Тихонько постучали в ставню. Осторожный звук едва нарушил тишину, и дом таинственно впитал его в себя.

— Кто это был? — прошептал Иво Караджич.

— Машеле Гершкович и Хава Глезер, а третья, наверно, Ривка Эйзигович, — ответил Иван Мадярчук. — Это подруги Ганеле Шафар.

Что им нужно?

Когда опять наступила