Я не могу найти ее для вас, но кое-кто может. Провидец с самым могущественным Даром взора, который я когда-либо видела. Более могущественным, чем мой. Отправляйтесь в Паллас Атос и ждите моего следующего послания.

В Паллас Атосе Беру слышала только истории о том, каким раньше был город – Городом веры, центром шести пророческих городов. Когда они сюда приехали, девушка была шокирована тем, что они нашли. Нижний город, полный азартных игроков и воров, и Верхний город, где священники растлевали детей и оставляли город гнить. Город Веры оказался идеальным местом для Бледной Руки.

Они устроились в полуразрушенном заброшенном мавзолее младшего священника и ждали новостей от миссис Таппан.

Ждали.

И ждали.

И наконец сегодня они получили ответ. Посланник объявился в святилище, доставив конверт с печатью розы ветров.

Вот оно, подумала Беру. Письмо, которое определит их судьбу. Провидец, про которого им рассказала миссис Таппан, человек, ради которого они приехали в Паллас Атос, наконец-то ответил.

Ответ был «нет».

– Возможно, провидца не существует, – сказала Беру.

– Зачем миссис Таппан нам врать? – спросила Эфира.

– А зачем ей вообще нам помогать? Она охотник за головами.

– Провидец настоящий, – настаивала Эфира. – И он здесь. И я найду его или ее.

– Как?

Эфира взглянула на уходящего посланника миссис Таппан с блеском решимости в глазах.

– Легко. Посланник отведет меня к миссис Таппан, а миссис Таппан отведет меня к таинственному провидцу.

– Эфира…

Выражение лица Эфиры было мягким, когда она протянула руку, чтобы убрать локон сестры за ухо.

– Это важно, Беру. Это вопрос жизни и смерти.

Беру посмотрела в глаза Эфиры и увидела там искреннюю надежду.

– Мы так далеко зашли, – сказала Эфира.

– Знаю, – ответила Беру. Это ее и пугало. Они зашли так далеко – они крали и убивали уже давно ради выживания. Они так далеко зашли – четырнадцать жизней, которые забрала Бледная Рука. Они зашли так далеко. Насколько далеко еще нужно будет зайти?

Теперь этот вопрос мучил ее, пять часов спустя, когда она сидела за крошечным столом в самодельной кухне, а вокруг нее лежали ракушки, морское стекло и осколки керамики. Вот что Беру всегда делала, когда не могла уснуть, – создавала украшения и побрякушки из тех вещичек, что могла найти. Этим они занимались с Эфирой в детстве: продавали ожерелья и браслеты торговцам, проходящим через их деревню. Теперь эти самодельные украшения были единственным источником дохода помимо воровства.

Приглушенное эхо шагов пронзило тишину рассвета. Беру замерла, прислушиваясь. Вход в альков в крипте был полностью скрыт – его можно было найти, только если знать точное расположение.

Она следила за звуком шагов, перемещавшихся через основной санктум и двинувшихся вниз по тайной лестнице. Должно быть, это Эфира. Но очевидно, она привела компанию.

Раздался стук в дверь.

– Это я, – послышался голос Эфиры.

– Докажи.

За дверью раздался многострадальный вздох Эфиры.

– Однажды, когда тебе было восемь лет, ты нашла бочку с финиками, из которых наша мать, бывало, делала вино. Ты съела полбочки, и следующие три дня, каждый раз, когда ты ходила в туалет…

Беру поспешно открыла дверь и приветствовала сестру сердитым взглядом.

– Хорошее доказательство? – спросила Эфира.

– Ненавижу тебя, – ответила Беру, когда сестра проворно обошла ее и вошла в комнату.

Оставив Беру смотреть на незнакомца в проходе.

– Итак, – сказал юноша и окинул альков взглядом, – Бледная Рука буквально живет в крипте. Немного банально, не думаете?

Единственным возможным объяснением его присутствия, которое могла придумать Беру, было то, что Эфира действительно нашла провидца, как и говорила. Что означало, что провидец был совершенно неприметным юношей не старше ее самой. Его бледная кожа и светлые волосы говорили о том, что он чужеземец в Паллас Атосе – возможно, откуда-то с севера, возможно, с Новогардийских территорий. Его глаза показались Беру темными, как могила.

Рассматривая юношу, она поняла, что тот делает то же самое. Его взгляд задержался на ее руке, все еще лежащей на защелке. Беру плотно завернула ее в ткань, чтобы спрятать темный отпечаток, но сама повязка была подозрительной.

Она быстро убрала руку за спину и отступила в сторону, пропуская его внутрь.

– Хочешь чаю?

– У вас есть вино? – спросил он с надеждой.

– Прости, – ответила Беру, возвращаясь в угол кухни и наливая все еще теплый мятный чай в три побитые глиняные чашки. Она подавила смешок. Все это казалось абсурдным. Уже почти пять лет у Эфиры и Беру не было гостей. В их деревне Медея, торговой точке прямо за Тель Амотом, гостеприимство было правилом, таким же нерушимым, как и закон. Их мать никогда бы не позволила кому-то зайти в дом и остаться без угощения.

Юноша сел на подушку за хрупкий деревянный стол, и Беру поставила перед ним чашку с чаем.

Теперь он даже не смотрел на нее. Его взгляд был прикован к Эфире, и, несмотря на внешнее спокойствие, Беру заметила тревогу. Эфира тоже наблюдала за ним, прислонившись к стене, скрестив руки на груди. Беру села прямо по центру и прервала зрительный контакт.

– Итак, – сказала она и подула на чай. – Значит, ты провидец?

Только тогда взгляд юноши переключился на нее.

– Я просто Антон.

– Антон, – сказала Беру. Взглянула на Эфиру. Опасно было рассказывать ему, кто они. Где живут. Но они приехали в Паллас Атос, только чтобы найти его, и другого выбора у них не было. – Я Беру. Сестра Эфиры.

– У Бледной Руки есть сестра, – изумился он.

– У тебя есть братья или сестры, Антон?

– Только один, – ответил он слишком беззаботным тоном.

Беру сузила глаза.

– Ладно, – нетерпеливо сказала Эфира, – хватит пустых разговоров. Ты знаешь, зачем я тебя сюда привела.

Антон глянул на нее поверх чашки.

– Ты сказала, что тебе нужна моя помощь. Зачем?

Беру взглянула на Эфиру. Если она была готова довериться этому мальчику – довериться настолько, чтобы это ему рассказать, тогда Беру последует за ней.

– Ты знаешь, кто я, – сказала Эфира. – Что я делала.

– Думаю, можно сказать, все знают, что ты делала.

– Да, – ответила Эфира. – Но никто не знает почему.

Люди в страхе шептались об обнаруженных телах, отмеченных Бледной Рукой. У всех находились свои предположения о мотивах убийств. Наказание злых и извращенных. Искажение Дара. Никто не знал правды.