– Это если он откроет файлы, – буркнул Хендрикс.

– Конечно, – покосившись на него, согласился Гибсон.

Джордж посмотрел на Дженн, и в их взглядах промелькнуло нечто, что Вон не смог расшифровать.

– Что ж, решено, – сказал Абэ.

В течение последующих двух недель вирус WR8TH выполнял свою обычную рутину: «просыпался» в девять утра и систематически вгрызался в базу данных «Абэ консалтинг груп». В общем, вел себя как образцовый служащий. Не устраивал обеденных перерывов и никогда не брал больничных.

После анализа кода Гибсон знал, что вирус мог управляться дистанционно и получать новые инструкции от WR8TH. Иначе он навечно зациклился бы на текущей задаче. Но пока ничего выявить не удалось. Либо WR8TH недостаточно следил за изменениями в регистре АКГ, чтобы выявить поступившие туда новые документы ФБР, либо был слишком умен, чтобы поддаться на приманку.

Это была хорошо настроенная ловушка, уверял себя Гибсон. За истекшие две недели он каждое утро подгружал по несколько файлов ФБР. Идея заключалась в том, чтобы представить это как продолжающийся проект АКГ, когда сотрудники занимались оцифровкой бумажных документов.

– Ну же, давай, – бормотал Гибсон, впившись глазами в монитор. – Тебе же все сходило с рук. И ты умнее нас. Мы – просто кучка недоумков. Не церемонься. Мы ведь никогда не узнаем…

Когда сидеть, уставившись в монитор и отчаянно просить, чтобы хоть что-нибудь произошло, ему попросту надоело, Гибсон начал рыться в коробках с документами.

Любопытство привело его к толстой папке, на которой было написано «Том Б.». Таинственный друг, который ни разу нигде не всплыл. В папке содержалось умопомрачительное количество документов, за которые, впрочем, нельзя было зацепиться и построить толковую гипотезу. Неудивительно, как мало на самом деле продвинулось ФБР. Помимо самого имени, все, что у них было в распоряжении, представляло собой неопределенное физическое описание, составленное по показаниям сотрудников-подростков, работающих в бассейне: темный цвет лица, коренастое телосложение, густые каштановые волосы, ярко-голубые глаза. Даже возраст не был известен; считалось лишь, что Том постарше Сюзанны. Но сам по себе этот факт предполагал довольно большое количество вариантов. Что не могло не вызывать беспокойства…

Были ли WR8TH и Том одним и тем же лицом? Если нет, то почему Том Б. так ни разу и не объявился? Если это один и тот же человек, то можно ли поверить, чтобы Медвежонок назвала интернет-педофила своим другом? И хранила бы его любовные письма? Сбежала бы с ним из дома? Ни в одном из предположений не было особого смысла.

Гибсон просмотрел остальную часть папки и отложил ее в сторону. Нельзя по-настоящему оценить утомительный характер уголовных расследований, пока не увидишь ту огромную гору документов, которые во время этих расследований накапливаются. Просмотр таких документов еще более отупляет, чем наблюдение одной и той же картинки на экране компьютера.

Он уже собирался бросить это занятие, когда вдруг наткнулся на коробку с надписью: «Семейный архив». Внутри были компакт-диски с записанными на них фотографиями со школьных мероприятий и семейных торжеств, аккуратно разложенные по времени и местам. Гибсон потратил несколько часов в тщетных поисках снимка, на котором он, сидя в кресле, читал Сюзанне книгу, но такого снимка нигде не было. Потом ему попался на глаза компакт-диск с надписью: «День поминовения, 1998 год». Тот год он не помнил, но из любопытства вставил компакт-диск в свой ноутбук. У него совсем не было фотографий Дюка, и он надеялся отыскать кое-какие, чтобы показать Элли. Ведь рано или поздно наступит день, когда он должен будет рассказать дочери о ее дедушке.

Этот диск оказался настоящим сокровищем. Дюк, казалось, присутствовал на каждом третьем снимке. К сожалению, на большинстве из них был и Ломбард. Он почти всегда стоял рядом с его отцом, демонстрируя всем свою вкрадчивую улыбку «лисы в курятнике». Гибсон нашел еще пару снимков, которые можно было подрезать, и перекинул к себе на жесткий диск. На всякий случай он еще раз проверил все компакт-диски. Его настойчивость окупилась с лихвой: Вон наткнулся на фотографию, на которой Дюк был снят так, как Гибсону всегда нравилось вспоминать о нем – на заднем крыльце в Памсресте, с пивом в руке и с усмешкой на лице, уверенно держась и раскручивая очередную политическую историю. Было видно, что слушатели ловят каждое его слово.

Гибсон долго вглядывался в эту фотографию. Ему не хватало именно такого снимка. Он не мог вспоминать об отце без горечи в душе, и в голове все время мелькал тот подвал, тот ужасный подвал, где Дюк Вон свел счеты с жизнью и где, по сути, бросил своего сына. Обвинить во всем Ломбарда было намного проще. Когда-то Гибсон думал, что именно Ломбард предал Дюка, а не наоборот. Это называлось принять желаемое за действительное. Дюк Вон был всего лишь преступником, и чтобы избежать последствий, он и спустился в тот проклятый подвал. Это были его жизнь и его решение, и отец принял его, думая только о себе. Такова была правда, и больше сказать было нечего. Даже если б и оставалось что-то недосказанное, рядом не было человека, с которым Гибсон захотел бы поделиться…

Грустная истина заключалась в том, что он слепо верил в Дюка Вона, и его жизнь с тех пор представляла собой свободное падение. Это было ужасное ощущение, и Гибсон хотел, чтобы оно прекратилось. В ходу была такая старая шутка – тебя убивает не само падение, а резкая остановка. Что ж, кое-кому посчастливилось все-таки выжить в такой ситуации, не так ли? И Гибсон согласен был рискнуть. Что угодно, только бы выйти из этого пике. Поддавшись власти стремительного погружения в бездну, он принял ряд опрометчивых, необдуманных решений. После развода бывали дни, когда Гибсону казалось, что он понял, почему отец принял такой выбор. Понял, но не простил. Он бы ни за что не поступил так по отношению к своей дочери. И вообще к любому ребенку…

Усилием воли Вон-младший заставил себя закрыть папку с фотографиями. Но перед этим все-таки сделал себе копию. На всякий случай… если таковой наступит. Он уже собирался извлечь диск, когда вдруг заметил маленькую пиктограмму, которая сразу привлекла его внимание. Кликнув на ней, Гибсон увидел собственную фотографию. На снимке ему, наверное, было не больше десяти лет, он стоял перед маленьким фонтаном, держа на вытянутой руке огромную лягушку – и позируя перед камерой. Держал так, будто лягушка была радиоактивной. Лягушка трясла ногами, словно какая-нибудь избалованная знаменитость, которую заставляли позировать перед назойливыми поклонниками.

Возле Гибсона, по сути, прижимаясь к его бедру, стояла Медвежонок. В измятом купальнике, который к тому же сидел на ней как-то нескладно, распустив волосы, она смотрела на лягушку восторженным взглядом, будто это был лев, которого Гибсон только что поборол в схватке. Да, он ведь совсем забыл, как ловил ту проклятую лягушку. И потратил на это уйму времени после полудня. Наконец они вместе загнали ее куда-то в щель у старого колодца. И там он еще некоторое время гонялся за ней взад-вперед, а Медвежонок тщетно пыталась направлять его издали.