И, если судить чисто внешне, он проделал неплохую работу. Хорошие отметки в школе. Никаких дисциплинарных взысканий – ну, за исключением разве что штрафа за превышение скорости. Впрочем, понятно, что тринадцатилетний парень не мог быть кристально чист, тем более когда сел за руль. Согласно неофициальным отчетам – поскольку официальных просто не было, – однажды Дюк и сенатор находились в поездке по Ближнему Востоку. А у Гибсона дома кончилось молоко. И еще какие-то продукты. Не решившись поздно вечером звонить тете, мальчик сел в машину и поехал в супермаркет.

В полицейском отчете значилось, что, когда машину остановили, мальчик вежливо спросил: «Какие-то проблемы, офицер?» Чтобы лучше видеть дорогу, Гибсон подложил на водительское сиденье том собрания сочинений Томаса Джефферсона. Когда у него спросили, где его родители, парень сослался на 5-ю поправку к Конституции. Боясь поставить отца в неловкое положение, он отказывался говорить, пока полицейские не разыскали его тетю…

В итоге никаких обвинений предъявлено не было, и инцидент не вышел за пределы Вирджинии. Отчасти так произошло потому, что полиция решила не преследовать тринадцатилетнего подростка, но, естественно, сказалось и то, что Дюк Вон был близким другом начальника полиции Шарлоттсвилля. Вообще, в великом «содружестве наций» штата Вирджиния не было почти никого, с кем Дюк Вон не был близко знаком…

Эта история вызвала у Дженн улыбку. Сама она воспитывалась бабушкой и знала не понаслышке, что такое стать самостоятельным в юном возрасте. Это могло сделать человека и более замкнутым, и вместе с тем закалить его. Ей понравился бы такой юноша – находчивый, гордый и немного безрассудный. Когда-то они были с ним похожи, и следы того мальчика Дженн все еще видела в Гибсоне. Проблема заключалась в том, что этих следов было пока недостаточно, чтобы полностью ее убедить. И еще ей очень мешало самоубийство Дюка Вона…

Как-то в среду Дюк уехал из Вашингтона домой и повесился в подвале. Дженн просмотрела фотографии, сделанные при вскрытии. Она забрала их к себе из конференц-зала, прежде чем там «поселился» Гибсон. Какие же надо было иметь нервы, чтобы свести счеты с жизнью там, где тебя потом обнаружит не кто-нибудь, а твой пятнадцатилетний сын… И никаких записок, вообще ничего. Это просто непростительно.

После смерти отца Гибсон Вон стал совершенно другим человеком – вел себя недружелюбно, даже вызывающе. Почему так произошло, всем было ясно. Он бросил занятия по информатике в университете Вирджинии. Его отметки резко ухудшились. Три драки за два месяца. Отстранен от занятий за оскорбление преподавателя. Все это время он жил с тетей, и та писала все более грустные, даже отчаянные письма своей невестке, отмечая, что племянник с каждым днем ведет себя все хуже и хуже. Она сообщала о том, что он все реже разговаривает с ней. Что почти ничего не ест. Что почти не выходит из дома. Гибсон покидал дом только ради школы, а в остальном все дни и ночи проводил в своей комнате за компьютером.

Она негромко постучала в дверь босса. Джордж всегда призывал ее доверять своим инстинктам и говорить то, что она думает. Эта черта, правда, не пригодилась ей в Агентстве, и понадобилось немало времени, чтобы поймать его на слове. Дженн не так часто проникалась доверием к людям, но к Джорджу Абэ такое доверие было безграничным. Ради него она готова была бросаться и в огонь, и в воду.

Когда ее карьера в Агентстве полетела ко всем чертям, именно он бросил ей, по сути, спасательный круг – и принял к себе на работу, когда Дженн думала, что уже не хочет работать. Джордж разыскал ее дома – в это время она не отвечала на многочисленные телефонные звонки – и убедил работать на него. И по сей день Дженн понятия не имела, как Абэ вообще узнал, кто она такая. Но он нянчился с ней, словно заботливая сиделка, настроил на рабочий ритм и вселил в нее былую уверенность. Вообще, он подоспел вовремя, потому что иначе она могла просто загнуться. И, оглядываясь назад, Дженн понимала, что никогда не сможет ему вернуть этот долг.

– Заходи.

Она открыла дверь. Джордж сидел за столом, просматривая финансовую отчетность за первый квартал. Из проигрывателя доносилась знакомая песня «Роллинг стоунз». Это была концертная запись трека «Мертвые цветы». Дженн не уделяла большого внимания музыке и почти никогда не могла с уверенностью определить ни мелодию, ни исполнителя. Но эту песню она знала, потому что однажды Джордж во время поездки в Нью-Йорк целый час расхваливал ее достоинства в акустическом исполнении Таунса Ван Зандта. Вообще, «Стоунз» были любимой группой Джорджа, и она привыкла к развратному пронзительному крику Джаггера. На одной из стен висел постер с изображением огромной пары губ и высунутым языком – и с автографом лидера группы. Его Джорджу удалось подписать во время одного из американских туров «роллингов», и этот плакат был для него настоящим сокровищем. Рядом висела фотография Джорджа, на которой он позировал вместе с Китом Ричардсом.

У дальней стены стоял книжный шкаф, аккуратно разделенный на две части – что, по сути, было квинтэссенцией Джорджа Абэ. Сам он происходил из старинной японской семьи, несколько поколений которой проживали в Соединенных Штатах. Его предки сбежали из Японии после реставрации Мэйдзи и прибыли в Сан-Франциско в 1871 году. Они постепенно обеспечили себе безбедное и вполне успешное существование, пережили интернирование, а в 1950-е годы восстановили свое благосостояние. Семья Абэ гордилась своим наследием и страной, которая ее приняла. Согласно установившейся семейной традиции, имена детей состояли из двух половинок.

Джордж Леязу Абэ.

Половина книжного шкафа была посвящена книгам по японской – истории. Джордж особенно восхищался культурой самураев, и целая полка была заставлена книгами на эту тему. Его второе имя, Леязу, было заимствовано от основателя сёгуната Токугава в 1600 году, который был распущен после реставрации Мэйдзи в 1868 году. Другая половина шкафа отводилась книгам по американской колониальной истории. Особенно хорошо был представлен Джордж Вашингтон, его тезка, как, впрочем, Мэдисон и Франклин. Но Дженн хорошо знала, что там не было ни одной книги о Томасе Джефферсоне. Джордж считал Джефферсона вероломным предателем. Это была тема, на которую он мог прочитать многочасовую лекцию. Она не всегда понимала своего босса или просто соглашалась с его осуждением Джефферсона. Но на почве лояльности у них не возникало никаких разногласий. Вот почему она не могла понять его решение привлечь Гибсона Вона к участию на следующем этапе операции.

Джордж отложил бумаги в сторону и указал ей на стул. Дженн села. И до нее сразу же дошло, что она понятия не имеет, как начать разговор. Джордж, как обычно, прочитал ее мысли.

– Итак, ты хочешь поговорить о Гибсоне Воне.

Дженн улыбнулась, видимо, поняв, что у нее на лице и так все написано. Нет, в покере она ничего не добилась бы…

– Просто я не понимаю, – начала Чарльз. – Майк, ясное дело, не годится, но ведь не Гибсон Вон изобрел компьютер. Почему именно он? Ну, хорошо, будучи ребенком, он просочился в базу данных одного сенатора. Это что, достойное резюме человека, с которым мы хотим работать? И как быть со всей той неопределенностью, которая витает над ним как дым? Он ведет себя словно примадонна и явно хочет делать все так, как ему вздумается.