зенитчики открыли огонь. Его точность оставляла желать лучшего, но взрывы зенитных снарядов заставляли пилотов Кудрявцева нервничать и отвлекаться от выполнения задачи.

Мне уже давно следовало начать выдавать целеуказания пилотам, но я смотрел на творящийся внизу беспредел, и понимал, что никакого точного бомбометания не получится. Можно было, конечно, просто вывалить сотню дефицитных бомб объемного взрыва куда-то в районы наиболее плотных скоплений техники противника, но я понимал, что это далеко не лучшее решение.

— Над целью! — доложил Кудрявцев.

— Всем четыре градуса вправо. Ждать команды! — ответил я полковнику и отключил переговорное устройство. — Летра, ты сможешь обеспечить узконаправленную передачу сигналов на каждый Пе-2 в отдельности? Мне нужно, чтобы его могла принять только рация бомбардировщика и больше никто, и чтобы их ответы принимала только ты?

— Это возможно, но вся другая связь в радиусе пяти километров будет заблокирована помехами.

— Да без разницы! Делай. Раз ты без проблем синтезировала голос настоящей Летры, значит и мой подделать сможешь. Мне нужно, чтобы ты напрямую отдавала команды бомбардировщикам, иначе нормальной точности сброса бомб не получится.

— Я могу имитировать твою манеру управления боем на основе записей радиообмена, сделанных в предыдущих вылетах. Подтверждаешь?

— Да! Приступай уже! Нам и так второй заход сейчас делать придется.

— Выполняю.

Секунд пять ничего не происходило, а потом строй бомбардировщиков дрогнул и распался. В наушниках летных шлемов пятидесяти командиров экипажей звучал мой голос, вот только слова и цифры для каждого из них были своими.

Полковник Кудрявцев не удивился тому, что я отключил внутреннюю связь. Я часто так делал в наиболее напряженные моменты, когда мне требовалось сосредоточиться на управлении строем бомбардировщиков. А вот неожиданно возникшее море помех на всех частотах, я думаю, его озадачило. Впрочем, при местном уровне техники от радиосвязи можно было ждать и не таких сюрпризов, так что я по этому поводу не особенно переживал.

— Летра, приоритетные цели — танки, заправщики, бронетранспортеры, тягачи и артиллерия. Именно в таком порядке.

— Принято, — россыпь красных отметок на виртуальной карте дрогнула и слегка изменила конфигурацию, — Оптимальные точки сброса бомб пересчитаны. Носители в заданном районе. Приступаю к атаке целей.

Следующие пять минут я выступал в роли стороннего наблюдателя. Летра в текстовом режиме сбрасывала мне записи переговоров с командирами бомбардировщиков. Информации валилось море, и читать всё я, естественно, не успевал, но общая картина все же как-то вырисовывалась.

Очень похоже, что немецкий генерал, командовавший подвергшейся удару танковой дивизией, получил подробные инструкции от начальства и сделал все, что от него зависело, чтобы снизить эффективность ночного бомбового удара. Нужно признать, отчасти ему это удалось. Даже мой трюк с Летрой не смог полностью свести на нет контрмеры, предпринятые противником.

За штурвалами Пе-2 сидели обычные люди, и скорость их реакции на получаемые команды, а также точность их выполнения не мог в полной мере просчитать даже вычислитель Лунной базы. Цели внизу хаотически перемещались, и это вносило в расчеты дополнительные сложности и уменьшало эффективность ударов.

Тем не менее, результат получился гораздо лучше, чем если бы я управлял сбросом бомб лично. Взрывы сотни АБОВ-500, сброшенных почти одновременно над, пусть и большой, но всё же ограниченной территорией, даже без режима дополненной реальности выглядели впечатляюще. Ночь на несколько секунд отступила, сменившись странным искусственный днем. Сплошного огненного ада, возникавшего после массированного залпа термитными снарядами, здесь не было, но зато под ударом оказалась гораздо большая территория. Сверху это выглядело так, будто некий злой волшебник щедро разбросал по темной земле несколько горстей огромных огненных шаров, заставивших вспыхивать все, до чего дотягивалось их яростное свечение. Шары уже опали и погасли, но в тех местах, куда они ударили, все еще продолжало что-то гореть и взрываться.

— Боезапас исчерпан, — бесстрастным голосом доложила Летра. — Блокировка связи отключена.

Я вновь подключился к внутреннему переговорному устройству и отдал полковнику Кудрявцеву команду на возвращение. Судя по отметкам на виртуальной карте, двадцать вторая танковая дивизия лишилась четверти боевых машин. Сгорело много горючего, большое количество небронированной техники было повреждено и выведено из строя, однако боеспособность дивизия все-таки сохранила.

Мы потеряли один бомбардировщик. Снаряд немецкой зенитки все-таки нашел свою цель, лишний раз доказав нам, что война без потерь невозможна.

Мы возвращались на восток, а под нами, ревя моторами двигались на запад КВ и Т-34 трех танковых бригад. Их поддерживали легкие танки Т-26 и Т-60. Перед боевыми порядками танков ночное небо было густо испятнано яркими точками осветительных ракет, превращавших ночь в злые мерцающие сумерки. Ночной контрудар Крымского фронта набирал силу. В темноте, мешавшей действиям немецкой авиации, советские танкисты имели неплохие шансы на локальный успех, а вот то, что случится после восхода солнца, во многом зависело от результата моих дальнейших действий.

* * *

Направляясь в Крым, я, естественно, изучил все данные об артиллерии и технике, имевшейся в распоряжении Манштейна. «Дору» в качестве приоритетной цели я в тот момент даже близко не рассматривал. Эта безумная конструкция наносила больше вреда самим немцам, чем защитникам Севастополя. Она отвлекала на свою охрану и обслуживание огромные людские и материальные ресурсы, а результаты ее стрельбы по береговым батареям, защищавшим Севастополь, демонстрировали полную неспособность этого орудия вести хоть сколько-нибудь прицельный огонь.

Все изменилось, когда кого-то в руководстве одиннадцатой армии вермахта посетила идея превратить «Дору» из артсистемы, решающей чисто военные задачи, в средство устрашения и геноцида мирного населения. Раз уж пушка оказалась бессмысленной с военной точки зрения, немцы решили выжать из нее все возможное в плане пропаганды. Весь день вокруг «Доры» крутились военные корреспонденты немецких газет и операторы с кинокамерами. Одни из них снимали с разных ракурсов выстрелы гигантского орудия, а другие с передовых позиций немецких войск и с самолетов фотографировали султаны огня и обломков зданий, встававшие среди жилых кварталов Севастополя. Немецкие солдаты и жители Рейха должны были видеть, какое мощное и высокотехнологичное оружие использует в сражениях их победоносная армия.

По моему указанию Летра внимательно следила за этим процессом и, судя по ее докладам, сейчас снимки стрельбы «Доры» по Севастополю уже были доставлены в Германию, и тиражи утренних газет со статьями о грозном чудо-оружии, наводящем ужас на русских варваров, вовсю печатались в типографиях Берлина и других крупных городов Рейха.

Я прекрасно понимал, что прощать такое нельзя, и теперь мне было мало просто уничтожить «Дору». Из этой операции следовало сделать показательную акцию возмездия, призванную поднять моральный дух защитников Севастополя, а, возможно, и всех бойцов Красной армии. И вот тут товарищ Мехлис со своими связями и почти безграничным доверием