вывалил для демонстрации все свои зубы и стоял с такой глупой рожей, что запросто мог получить место придворного шута, если бы такое место было.

— Следовать за нами, миленький херр монашек. Шнеллер! Мы сможем так шептать тебе имена, что ты никогда это не забудешь, — поманила пальцем пухляночка. — Мы устроить тебе даст ист фантастиш…

Они вошли неспешной походкой в дом. Из-за штор снова высунулась ручка и поманила Ясен Ху. Судя по ниточке слюны, которая протянулась от губ до булыжной мостовой, старший ученик забыл про голодных братьев.

Я покашлял, чтобы напомнить о своем существовании.

— Мусор, оставайся здесь до тех пор, пока я не выйду наружу. И не заходи в дом! Какие бы звуки ты не услышал. А то женщины могут и простонать от Могучего Толчка Нефритового Стержня, — проговорил Ясен Ху и, поправив кимоно, бросился в пучину разврата.

Мне вовсе не улыбалось терпеливо стоять на улице и дожидаться, пока Ясен Ху освободит чресла от накопленной энергии. Если старший ученик будет терять внутри дома калории, то это мой шанс их подкопить.

Я скинул с плеч груз свертков и начал откровенно нагло уплетать морковку. Да, не мытая, зато какая вкусная…

Внутри дома всё также слышался женский смех и какая-то возня. Там явно предавались усладам пухляночка с худышкой. Эх, повезло же Ясен Ху пройти мимо нужного дома в нужное время. А ведь на его месте мог быть я!

Вторая морковка исчезла в моей утробе и пришла очередь помидоров. Самый крупный брызнул соком, когда я вонзил зубы в тонкую кожу. Половина помидора отправилась веселить морковки, когда до моих ушей донесся тихий звук трещотки.

Надо никогда не выходить из дома, чтобы не слышать этот звук. Он был одновременно опасен и предупредителен. От него мурашки бежали по телу со скоростью бешеной саранчи и стыла в жилах кровь. Это был звук гремучей змеи.

Неужели Ясен Ху хотят подвергнуть отравлению? Вот это сюрприз!

Нет, в самом деле сюрприз. Если его убьют не моими руками, то я буду свободен. Хотя… с другой стороны и меня ведь убьют. Да-да, Буй Суй вряд ли оставит меня в покое.

А может бросить всё к демонам собачьим и отправиться на поиски Низших Богов? А что? Встречу одного из них, насую по подмышкам и стану ещё сильнее. Дальше-больше. В итоге они рано или поздно кончатся, и я смогу вернуться к своим гейшам и обычной жизни разгульного разбойника…

Да! Так и будет!

Пусть тут Ясена хоть на куски покромсают, хоть изжалят вдоль и поперек — я вот возьму с собой пару свертков и отправлюсь куда глаза глядят.

Я протянул руку к груде покупок и в этот момент моя рука снова зависла в воздухе, как будто наткнулась на невидимую преграду. Неужели я наткнулся на Ни Зги?

Но нет, поведя рукой, ногой, головой над покупками, я не нащупал ничего, но стоило мне только протянуть руку, чтобы взять сверток, как она снова уперлась в невидимую преграду.

Я не мог утащить еду!!!

Да что же это такое-то? Что за колдовство со мной творится? Ведь недавно же спокойно ел морковь и ничего не было.

Ну и плевать! Пусть остаются покупки монастыря Чаокинь кому-то на поживу, я отправлюсь налегке!

И вот снова!

Стоило мне двинуться прочь от странного дома, как я влепился в невидимую стену, а мои ноги против воли повернули обратно — к дверям. А за дверями уже сильнее слышалась трещотка гремучей змеи.

Возможно, там просто девушки танцуют перед Ясен Ху? Зачем я туда пойду?

Нет, правая нога думала иначе. Она шагнула к дому, и следом за ней потянулась вторая. Чтобы не упасть на драгоценную пятую точку, мне пришлось наклониться и двигаться вместе с ними.

Шаг за шагом я приближался к дому, и меня отпускало странное колдовство. Я уже сам шел и владел новым телом. Моя нижняя часть туловища наливалась яростным огнем. Такое было перед тем, как я сделал подножку Ни Зги и уничтожил Го Ляня. И это явно было неспроста.

Я прислушался.

— Ой вэй, ну на этот раз таки можно будет продать демонам Подземного мира кошерное мясо монаха, — раздался внутри шипящий голос, от которого у меня холодок пробежал по позвоночнику.

— На фаттерлянд говорили, что если есть мясо монаха Чаокинь драй день, то можно обрести долголетие, — произнес второй голос, напоминающий хруст ломающегося дерева.

— Шо? На самом деле? Ви не лохматите бабушку?

— Настоящая фройляйн никогда врать не будет!

Я не стал ждать, толкнул дверь и сделал смелый шаг внутрь. Тут же тело заставило меня перекатиться и встать в ту странную стойку, которая была на завтраке. Пока я перекатывался, надо мной просвистело что-то серебряное и вонзилось в косяк.

В следующий миг ко мне бросился золотой ящер, похожий на поясохвоста, только ростом с хорошего бычка. Я увернулся и врезал Шлепком Пьяной Лягушки по тому месту, где голова ящера переходила в тело.

Раздался звучный хруст. Ящерица зашипела и махнула когтистой лапой. Я едва успел пригнуться, как надо мной просвистели пять блестящих когтей.

Апперкот!

Почему-то у меня мелькнуло в голове это слово, когда я ударил кулаком снизу вверх по чешуйчатому подбородку. Ящерица взвизгнула и отлетела в сторону, свернувшись кольцом.

Меня развернуло, и я успел заблокировать бросок серебряной змеи.

Так вот кто гремел!

Змея молнией метнулась ко мне и выставила сабельные клыки. Я прыгнул что есть силы вверх и пропустил её под собой. Приземление состоялось на её загривок. У неё тоже что-то хрустнуло.

Я тут же отпрыгнул и встал в странную стойку. Змея и ящерица сжались у другого угла комнаты. Неподалеку от меня находился Ясен Ху. Он был полуобнажен, смотрел в одну точку на стене и тупо улыбался. В трех метрах от него стоял волшебный холст. Эти твари снимали свой процесс соблазнения, а монах улыбался. Мне захотелось дать ему леща.

Не рыбу!

Ящерица и змея бросились сообща на меня. Я умирать не хотел, поэтому взвился в воздух и завертелся, что есть силы раздавая удары по золотой и серебряной чешуе. Змея пыталась обвить меня кольцами, зацепить своей трещоткой, из которой выскочили острые кинжалы. Ящерица нападала и вставала на задние лапы, пока передними выбрасывала острия когтей.

Прямой!

Джеб!

Крюк левой!

Прямой ногой!

Названия ударов вспыхивали передо мной. Я уворачивался, уклонялся, откатывался и бил, бил, бил. В какой-то из моментов мой низ живота наполнился уже не яростью — там клокотало и ревело пламя