— Она обязательно найдется, — тихо говорю я, ощущая потребность что-то сказать и хоть немного успокоить мужчину. Сокращаю расстояние между нами и мягко прикасаюсь к его руке.

Лютый вздрагивает всем телом, так резко разворачивается ко мне, что приходится отдернуть ладонь, словно я обожглась.

— Конечно найдется. И хорошо, если с ней ничего за это время не случится, — в голосе слышится явная угроза.

— С ней все будет хорошо. Демид, он… никогда Лесю не обижал, даже наоборот.

— Заткнись, — рычит Лютый.

От неожиданности я замолкаю на полуслове и непонимающе пялюсь на мужчину. Я ведь вроде бы не сказала ничего плохого? Но Лютый быстрым шагом выходит из комнаты.

— Нашли что-нибудь?

— Нет. Но мы еще не все осмотрели, босс, — выглядывает из соседней комнаты один из амбалов.

— Проверить здесь все, сверху донизу, каждый миллиметр. Нам нужны любые зацепки, — жестко командует Лютый. Оборачивается на меня, прожигает взглядом и отрывисто бросает, — Ты. В машину.

Мужчина за долю секунды скрывается внизу и мне приходится почти бегом его догонять.

— Вы отвезете меня домой? — спрашиваю с надеждой, останавливаясь на крыльце. И получаю ответ, который я меньше всего ожидаю услышать:

— Будешь жить со мной, пока я не найду дочь.

Спотыкаюсь на последней ступеньке от неожиданности и останавливаюсь, как вкопанная.

— Но… как же так… — бормочу в замешательстве, — я ведь рассказала все, что знала! Я не помогала красть Лесю, я только была с ней, как няня.

— По поддельным документам ты ее мать, а не няня. Ты же так на это давила, — оскаливается Лютый. Он подходит ко мне, медленно сокращая между нами расстояние, и я поневоле отступаю, — Считай, что ты моя женушка и дальше мы с тобой будем вместе искать дочь.

Хлопаю глазами, не веря в услышанное. Он снова насмехается надо мной?

— Это фиктивные документы, — все же нахожу в себе силы ответить, — К тому же в них я значусь мамой Леси, а не вашей женой.

— А еще по документам ты пока что жива, — сощуривается Лютый и добавляет вкрадчиво, — И советую не испытывать мое терпение, чтобы этот факт не поменялся.

Руки опускаются. Обвожу беспомощным взглядом двор, домик охраны, дорожки, по которым мы гуляли с Лесей каждый день. Лютый тем временем снова подходит к машине.

— Можно я хотя бы позвоню маме? — спрашиваю упавшим голосом без особой надежды.

— Нет. Садись, пока тебя не затолкали силой.

Знаю, что теперь он не отпустит меня, пока Лесю не найдут. Что он уверен в том, что я заодно с Демидом и до сих пор помогаю ему. Поэтому и везет к себе. Не потому, что в каких-то там поддельных документах я значусь мамой его дочери, а потому, что я — заложница в этой опасной игре. Подчиняйся чужим правилам и выживешь.

Может быть.

По моим ощущениям едем мы примерно минут сорок. И все время в молчании. Лютый прикрыл глаза, и я не решаюсь что-либо спрашивать. Вдруг он спит? Еще вызверится на меня опять ни за что. Лучше уж не нервировать его лишний раз, а то какой-то он чересчур злой. Его, конечно, можно понять: я бы тоже доброй не была, если бы мою дочь украли… Но и я ведь не причастна к ее похищению напрямую. Видимо, в мой рассказ он так до конца и не поверил, раз даже не смягчился.

Если честно, обстановка почти не меняется. Нас снова встречает здоровый особняк, только другой на вид, снова охрана и огромный двор, по которому мне придется слоняться каждый день без дела. Только теперь без Леси совсем… Ну и принадлежит он другому человеку…

За невеселыми мыслями не сразу замечаю, что Лютого вообще-то уже в машине нет, он направляется к дому. Я в замешательстве бросаю взгляд на водителя, но он сохраняет ледяное спокойствие.

— Мне вылезать? — уточняю я на всякий случай.

Мужчина неопределенно поводит плечами. Растерявшись окончательно, я все же решаюсь выбраться из салона. Кажется, про меня после приезда все разом забывают и никому из охраны нет до меня никакого дела. Ничего не остается, кроме как отправиться следом за Лютым. Я поднимаюсь по каменным ступеням на крыльцо. Захожу в дом ровно в тот момент, когда девушка в форменной одежде и переднике выходит встретить хозяина дома.

— Добрый день. Накрыть вам обед?

Лютый отмахивается, отказываясь:

— Не голоден. Ужинать тоже не буду.

Брюнетка почтительно склоняет голову вместо ответа. Лютый тем временем направляется к лестнице на второй этаж, и я нерешительно переступаю с ноги на ногу. А что делать мне? Он тоже обо мне уже забыл или решил просто игнорировать?

— А я? — не выдержав, говорю я громко.

Лютый останавливается на первой ступени, но оборачивается только через несколько секунд.

— Наверху достаточно свободных комнат. Выбери любую.

— Просто выбрать комнату? — переспрашиваю в замешательстве.

— А ты ожидала, что я тебя в подвале запру? Или что на цепь посажу?

— Н-ну да, что-то вроде, — не скрываю я.

— Если тебе так хочется, могу устроить.

Взгляд у Лютого такой серьезный, что я поспешно выпаливаю:

— Не нужно. Я выберу комнату.

— Таня, помоги ей разместиться, — кивает он служанке, и она снова почтительно склоняет голову вместо ответа.

— Идемте, — приглашает меня Таня, как только Лютый скрывается на верхнем этаже.

Девушка направляется впереди меня, а я шагаю следом.

— Подберете комнату сами или я могу посоветовать подходящую? — уточняет она на ходу.

— Лучше вы… — вздыхаю я, а после спрашиваю, — Можно на «ты»? Меня Соня зовут, кстати.

— Конечно, можно. Я Таня. Если что-либо понадобится, можете обращаться ко мне в любой момент, — говорит она, открывая передо мной дверь одной из комнат. Пропускает меня внутрь и продолжает, — Здесь достаточно светло и просторно, отдельная ванная комната, гардеробная. Распаковать ваши вещи, когда их привезут?

— У меня нет вещей, — невесело хмыкаю я.

— Поняла. Вечером все будет. Я сейчас застелю для вас постель и принесу гигиенические принадлежности. Располагайтесь.

Таня направляется к двери, но я задерживаю ее, перехватив за руку. Тут же отпускаю ладонь девушки и пытаюсь наладить с ней хоть какой-то нормальный контакт.

— Может дашь какой-нибудь совет? Просто Лютый… ну, у меня от него мурашки. А ты тут явно дольше меня.

Служанка улыбается вроде бы понимающе, и дает совершенно неожиданный совет:

— Поменьше болтайте. Хозяин этого не любит.

Я обескураженно пялюсь на нее несколько долгих секунд, и наконец нахожу в себе силы возмутиться: