Понятно, почему братья называли Натана не иначе как генералом. Они уставали от него, и в 1815 году Соломон сорвался: “От тебя только и слышишь: заплати этому, заплати тому, отправь это и еще вон то”19. Фантастическая твердость в достижении цели в сочетании с природным дарованием и сделали Натана великим финансистом, превратив обитателя франкфуртского гетто в короля лондонского рынка облигаций. И снова движущей силой финансовых инноваций выступила война.

* * *

Ватерлоо, Бельгия, 18 июня 1815 года. Союзная армия под командованием герцога Веллингтона готовится к встрече с войсками императора французов, Наполеона Бонапарта. Британских, голландских и немецких солдат насчитывается 67 тысяч – примерно столько же, сколько их противников. Этот день поставил точку в конфликте между Англией и Францией, будоражившем Европу почти два десятка лет. Но для убедительной победы над врагом одной воинской храбрости и умения было мало. Между собой сражались и две принципиально разные финансовые системы: Наполеон полагался на разграбление захваченных территорий, англичане же предпочитали брать в долг.

Никогда прежде война не требовала выпуска облигаций в таком масштабе. С 1793 по 1815 год британский долг утроился – до 745 миллионов фунтов – и вдвое превосходил ежегодный выпуск экономики страны. Лавинообразное увеличение количества облигаций не прошло незамеченным в Лондоне. Если в феврале 1792-го за консоль номиналом 100 фунтов с купоном в 3 % можно было выручить 96 фунтов, то накануне сражения при Ватерлоо цена упала ниже 60 фунтов, а в крайне неудачном для Англии 1797-м она и вовсе стоила меньше половины номинала. Миссис Анна Хоуэс могла лишь мечтать, чтобы не было хуже.

Только ленивый не знает, что свои первые миллионы Ротшильды заработали благодаря прозорливости Натана – тот правильно оценил влияние исхода ключевого сражения на цену английских облигаций. Так вот, это неправда. В другом изложении миф звучит иначе: поняв, к чему идет дело, Натан прямо с поля битвы бросился в ближайший порт, пересек бушующий Ла-Манш и успел купить облигации прежде, чем известие о победе Веллингтона достигло Англии и взвинтило их цены до небес; хитрый финансист заработал по разным оценкам от 20 до 135 миллионов фунтов. Нацисты в Германии изо всех сил старались приукрасить и без того знаменитую легенду. В 1940 году Йозеф Геббельс лично дал добро на выход в прокат картины “Ротшильды”: в воображении ее создателей Натан, весьма скользкий тип, подкупает французского генерала и тем обеспечивает победу Веллингтона, затем намеренно вводит в заблуждение финансовый мир Лондона, добивается падения цен и наконец скупает все по дешевке. События развивались совсем иначе20. После Ватерлоо Ротшильды не то что не озолотились – они чуть было не пошли по миру. Их состояние было нажито не благодаря торжеству англичан, но вопреки ему.

А было так. После серии неудачных вылазок в августе 1808 года будущий герцог Веллингтон, а тогда генерал-лейтенант сэр Артур Уэлсли повел экспедиционные войска в Португалию, занятую противником в предыдущем году. На долгих шесть лет Пиренейский полуостров стал ареной изнурительных боевых действий; потребность в свежих силах и провизии была постоянной. Английское правительство в совершенстве овладело техникой получения денег с помощью облигаций, но на таком отдалении от дома банковские билеты становились не более чем фантиками. Чтобы сохранить боеспособную армию и поддерживать на плаву союзников Британии, Веллингтону требовалась валюта как можно более широкого хождения. Вырученные на рынке облигаций средства надо было не только обменять на золотую монету, но и доставить в нужное место. Посылать груженные металлом корабли из Лондона в Лиссабон было очень рискованно. Но отказ португальских купцов принять у Веллингтона векселя не оставил ему выбора.

Сын скромного торговца антиквариатом и брокера из Франкфурта, Натан Ротшильд ступил на английскую землю всего за несколько лет до описываемых событий, в 1799 году, и провел около десяти лет в колыбели промышленной революции на севере страны, где покупал и отсылал в Германию ткани. В банковских кругах Лондона он не появлялся вплоть до 1811 года. Так почему же в час великой нужды британское правительство обратилось именно к этому человеку? Главным аргументом в пользу Натана стал его бесценный опыт контрабандиста: в годы навязанной Наполеоном экономической блокады Англии он без устали переправлял на континент партии золота (верные идеям меркантилистов французские власти наивно полагали, что отток металла ослабит военную мощь врага, и не чинили препятствий). В январе 1814-го министр финансов уполномочил начальника военно-торговой службы Джона Чарльза Херриса “в строгом секрете нанять этого господина, дабы тот в течение двух месяцев разыскал в Германии, Франции и Голландии столько французских монет, сколько сможет, общей стоимостью не более чем 600 тысяч в фунтовом эквиваленте”. Вырученные деньги следовало погрузить на британские суда в голландском порту Гельвет-слайс, а оттуда переправить во Францию – Веллингтон боролся с врагом на его территории. Успех предприятия полностью зависел от надежности перекинутых через пролив кредитных мостов и способности братьев оперировать значительными объемами золотых слитков. Они справились с задачей блестяще, и в письме Веллингтон не скрывал своей благодарности за “столь щедрое… снабжение денежными средствами”. Херрис тоже был приятно удивлен: “Этот Ротшильд выполнил данное ему поручение просто великолепно, и мы очень рассчитываем на его услуги, пусть он и еврей (! – Прим, автора)”. К маю Натан достал для правительства почти 1 200 000 фунтов, вдвое превысив изначальные запросы.

Ясно, что даже в тылу такое количество золота таило в себе огромную опасность. Но Ротшильды прекрасно знали, чем рисковали и зачем: за свои труды они получили более чем солидное вознаграждение. Братья замечательно подходили на роль исполнителей, ведь их семья представляла собой самую настоящую банковскую сеть: Натан обосновался в Лондоне, Амшель – во Франкфурте, младший брат Яков облюбовал Париж, Карл – Амстердам, а Соломон находился там, куда его направлял “генерал”. Пятеро Ротшильдов чувствовали пульс всей Европы и могли лучше других извлекать выгоду из малейших расхождений континентальных рынков в ценах или обменных курсах; иными словами, они были идеально приспособлены для занятий арбитражем. Если, к примеру, золото дорожало в Париже по сравнению с Лондоном, Яков тут же обменивал слитки на векселя и посылал Натану в Лондон, где на эти же бумажки можно было купить большее количество металла. Исполняя заказ Херриса, они лишь усиливали различия в ценах и не оставались внакладе. К тому же через Ротшильдов проходила значительная часть отчислений англичан в пользу союзников на континенте. По подсчетам самого Херриса, к июню 1814 года сумма этих платежей достигла 12 600 000 франков. А премьер-министр лорд Ливерпуль признался, что с недавних пор стал “очень дорожить дружбой мистера Ротшильда”. Высказанная им в беседе с министром иностранных дел лордом Каслри мысль – “я не знаю, что бы мы делали без него” – наверняка приходила в голову не одному только Ливерпулю. А братья уже в открытую называли Натана повелителем лондонской фондовой биржи.