под ласковым нажимом они раскрылись, язык Манго проник ей в рот. Сент-Джон не убирал пальцев с ее лица, поглаживал щеки, откидывал волосы с висков, легко касался закрытых век, и она в ответ приподняла голову навстречу его рукам.

А когда он медленно расстегнул последние крючки на платье и спустил его с плеч Робин, она в ответ не шелохнулась, лишь почувствовала, что силы покидают ее, и, чтобы не упасть, дочери Фуллера Баллантайна пришлось привалиться к сильной мужской груди, ища опоры.

Сент-Джон выпустил ее губы, оставив их в пустоте и холоде, и девушка открыла глаза. Не веря себе, она увидела, как он склонился к ее груди, увидела темные густые локоны у него на затылке. Робин понимала, что должна это прекратить, остановить сейчас же, пока он не сотворил то, чего она ждала и во что не могла поверить.

Робин попыталась воспротивиться, но из горла вырвался лишь слабый всхлип. Хотела схватить его голову и оторвать от себя, но пальцы лишь вплелись в упругие кудри — так кошачьи когти впиваются в бархатную подушку. Она притянула к себе его голову и выгнула спину, груди напряглись и приподнялись навстречу его ласкам.

Так непривычно было чувствовать на теле его касания, его губы. Казалось, через набухшие, ноющие соски он вот-вот высосет ее душу. Наслаждение становилось невыносимым. Робин старалась не кричать, помня, что в прошлый раз ее вскрик развеял чары, но все-таки не смогла с собой справиться.

Крик получился тихим, похожим на полупридушенный всхлип, и колени у нее подкосились. Не выпуская его голову, она опустилась на низкую койку, и Сент-Джон встал на колени рядом, не отрывая губ от ее тела. В ответ на ласки девушка выгнула спину и оторвала ягодицы от койки, он стянул с нее пышные юбки, они упали на пол.

Внезапно капитан резко отстранился, и она чуть не завизжала, моля его не уходить. Но он всего лишь подошел к двери и запер ее. Когда Сент-Джон возвратился к ней, одежда, казалось, сама собой слетела с него, как утренний туман с горных вершин. Робин приподнялась на локте и, не таясь, разглядывала Манго. Никогда она не видела столь прекрасного зрелища.

«Дьявол тоже красив». Тоненький внутренний голос попытался ее предостеречь, но был слишком далек, слишком тих, и Робин пропустила его мимо ушей. Кроме того, поздно, слишком поздно было прислушиваться к предостережениям — Сент-Джон уже лежал на ней.

Она знала, что будет больно, но не ожидала, что ее пронзит такое жестокое, рвущее вторжение. Ее голова откинулась назад, из глаз хлынули слезы. Но даже сквозь жгучую боль Робин ни разу не посетила мысль отказаться, отринуть его тягучее проникновение, она обеими руками вцепилась ему в шею. Казалось, он мучается вместе с ней — после единственного глубокого толчка Сент-Джон не шевельнулся, пытаясь абсолютной неподвижностью умерить ее боль. Он застыл в оцепенении, как и Робин, его мускулы напряглись так, что готовы были лопнуть, Манго баюкал ее в объятиях.

Внезапно дышать стало легче, Робин глубоким стремительным вдохом втянула в себя воздух, и боль сразу начала менять очертания, превращаясь во что-то невообразимое. Глубоко внутри словно вспыхнула и стала медленно разгораться теплая искра. Подчиняясь притяжению неведомой силы, медленно, сладострастно задвигались бедра. Казалось, она оторвалась от земли и взмывает ввысь, сквозь языки пламени, полыхающие красным огнем по ту сторону сомкнутых век. Во всем мире существовало лишь его тело, оно качалось в вышине и окуналось в нее. Ее наполнил жар, выносить который больше не было сил. И в последний миг, когда ей почудилось, что она умирает, Робин начала падать, падать, как осенний лист, вниз, вниз, пока наконец не опустилась на жесткую узкую койку в полутемной каюте стройного корабля, погоняемого ветром по бурному морю.

Открыв глаза, она увидела прямо над собой его лицо. Сент-Джон глядел на нее задумчиво, торжественно.

Она попыталась улыбнуться, но получилась неуверенная дрожащая гримаска.

— Не смотрите на меня так.

Ее голос звучал глубже, чем обычно, хрипотца слышалась сильнее.

— Мне кажется, я тебя раньше никогда не видел, — прошептал он и проследил пальцем линию ее губ. — Ты совсем другая.

— Что значит — другая?

— Не такая, как остальные женщины. — От этих слов ей вдруг стало больно.

Он пошевелился, отстраняясь, но Робин крепче сжала объятия — мысль о том, что она его потеряет, пронзила ее ужасом.

— У нас будет только одна эта ночь, — сказала она, и Сент-Джон не ответил.

Приподняв одну бровь, он ждал, что Робин опять заговорит.

— И не спорьте, — с вызовом произнесла она.

Его губы начали кривиться в прежней насмешливой улыбке, и это ее разозлило.

— Нет, я был не прав. Ты такая же, как все, — усмехнулся он. — Все-то ты говоришь, все время тебе нужно говорить.

В наказание за эти слова Робин оттолкнула капитана. Но едва он соскользнул с нее, как она ощутила ужасающую пустоту и горько пожалела, что выпустила Сент-Джона, но тут же начала его за это ненавидеть.

— Вы Бога не ведаете, — обвинила она его.

— Не странно ли, — с ласковой укоризной произнес он, — что большинство самых тяжких в истории преступлений совершается с именем Божьим на устах.

Правота этой фразы на мгновение лишила ее дара речи, Робин с трудом приподнялась и села

— Вы покупаете и продаете живых людей.

— Что ты хочешь мне доказать? — Сент-Джон посмеивался, и это еще сильнее разозлило ее.

— Я хочу сказать, что между нами лежит пропасть, через которую никогда не перекинуть мост.

— Мы это только что сделали, и весьма успешно. Она вспыхнула, краска залила не только лицо, но даже шею и грудь.

— Я дала клятву посвятить жизнь уничтожению того, что вы отстаиваете.

— Женщина, ты слишком много болтаешь, — лениво отозвался он и накрыл ее губы своими.

Она отбивалась, но Сент-Джон не выпускал Робин, зажимая ей рот, и приглушенные протесты звучали неубедительно. Когда сопротивление