Почему я об этом вспомнил? Да просто сам видел, как итальянский профессор Центи, европейское светило в области катализа, вам, дорогой Виктор Иванович, в лицо заявил, будто соединение платины с трифторфосфином невозможно, что его в природе нет. А вы тогда, в феврале 2013-го, его прилюдно посадили в лужу, отыскав в Интернете американскую научную статью как раз о таком соединении. Никогда не забуду злобного взгляда итальянского ученого. Времена изменились…

– Да уж, – Мастер проводит ладонью по широкому лбу. – Тут благородством надо обладать. Гражданским чувством. А еще – способностями, особыми, которыми природа редко наделяет человека.

Откуда в нынешней РАН гении? Они сгорели, умерли от стыда. Остались те, кто жил, не особо напрягаясь. Всякие начальники от науки, секретари парткомов институтов, заместители директоров по хозяйственной части. Ну, еще директора институтов. Но ведь они наукой-то и не занимались! Они только управляли своими структурами…

Потом, вернувшись в Москву, Максим Калашников изучил то, что говорили уже мертвые академики старого закала, времен Большого Рывка СССР. Вот в 1977-м великий биолог и биохимик Александр Опарин (1894–1980), академик с 1946 года, предостерегал:

«…Даже над «локальными» проблемами сейчас нередко трудятся целые институты. Крупные ученые руководят, как правило, солидными коллективами.

И тут их подстерегает опасность. Молодой человек, добившийся признания на научном поприще, порой стремится поскорее выйти в начальники, увлекается административными функциями в ущерб своей творческой деятельности. Мне кажется, что чем позднее ученый превратится в администратора и, по существу, оторвется от живой науки, тем лучше будет и для него самого, и для окружающих, и – главное – для общего дела…»

Давно усопший Опарин оказался прав: то, что сейчас называется наукой в РФ – это «наука» начальников-администраторов, давно оторвавшихся от живой науки. Институты очень нужны, но они не заменят гениев. А гениев-то начальство, выбившись в академики, терпеть не может. Оно их предпочитает гнобить и объявлять «лжеучеными». Кого можно считать истинным ученым, а не администратором и не «научным работником»? Опарин в 1977-м отвечал и на этот вопрос.

«Сейчас повсеместно наблюдается процесс слияния родственных наук в единую систему человеческого знания. Поэтому ведущую роль в науке завтрашнего дня будет играть энциклопедически образованный ученый, досконально изучивший не только свою, но и смежные области науки, владеющий всем арсеналом технических средств, которые используются в экспериментальной работе. Помимо этого, он должен обладать идейной убежденностью, готовностью идти на любые жертвы во имя защиты своего миропонимания.

Молодым людям, вступающим в науку, я хочу пожелать, чтобы они четко определили свое место в мире, в обществе, в избранной ими сфере деятельности. Основываясь на своем личном опыте, могу сказать, что посвятить себя поискам истоков и смысла жизни, раскрытию сокровенных тайн ее возникновения – значит прожить жизнь не зря…»

Сейчас слова Опарина звучат, как приговор, как обвинение современной «науке» начальников и администраторов, эпигонов и «борцов со лженаукой». Сегодня именно «энциклопедически образованный ученый, досконально изучивший не только свою, но и смежные области науки, обладающий идейной убежденностью, готовностью идти на любые жертвы во имя защиты своего миропонимания» в постсоветской науке – враг номер один. Его моментально провозглашают сумасшедшим шарлатаном, его принимаются уничтожать любыми способами. Энциклопедизм гонят: нужно быть узкоспециализированным существом. Если ты физик, то на химию у тебя не должно быть времени.

Да, эти же явления наблюдались и в 1977-м, когда Опарин произносил свою горячую речь. Но постсоветская наука не изжила язв науки советской. Наоборот, она их приумножила и многократно усилила.

А, между тем, в семидесятые годы мертвые нынче академики-гиганты говорили о грандиозной сложности задач, что встанут перед наукой и человечеством в XXI столетии. Неявно, но они давали понять: только гениям-энциклопедистам под силу соединить разорванное знание и совершить нужные прорывы. Они говорили о силе фантазии ученого и ее огромной роли в грядущих прорывах. Сегодня, читая их, по сути, завещания и пребывая в уже наступившем столетии, мы обнаруживаем себя среди упадка, нового варварства и мракобесия, надевшего маску «официальной науки».

Великий русско-советский академик, биохимик Николай Семенов (1896–1986), лауреат Нобелевской премии и Герой труда СССР, в августе 1974 года тоже говорил о гениях с живой фантазией, потребных нынешней науке.

«…Ученый-фантазер – характеристика, прямо скажем, убийственная.

И вместе с тем, когда об ученом говорят, что он лишен фантазии, воображения, за этим также стоит явное неодобрение. Словом, согласившись рассказать о будущем химии и смежных областей, я рискую закрепить за собой прозвище “ученый-фантазер”. Поэтому прошу учесть, что в этом моем “падении” виноват не только я, но и редакция, пожелавшая получить рассказ о научном направлении, которое уже в начале пути сулит захватывающие перспективы. Это направление можно назвать химической бионикой. Его цель – призвать на службу человеку те поразительные по своей эффективности химические процессы, которые протекают в живой природе…

…Мы научились синтезировать белок в лабораториях, но эта операция требует многих месяцев упорной работы. А в живых системах те же реакции протекают за несколько минут, при температурах и давлении, близких к условиям окружающей среды. И в отличие от многих промышленных процессов, биохимические не загрязняют среды – все продукты жизнедеятельности одних организмов полностью утилизуются другими.

…Доводилось ли вам видеть в ночном лесу призрачное мерцание крохотных огоньков? Это – жуки-светлячки. Секрет их свечения связан с окислением органического вещества – люциферина. Причем химическая энергия превращается в световую с исключительно высоким коэффициентом полезного действия, достигающим 50–80 %.

Реакция окисления люциферина идет при непременном участии ферментов. Но какова их роль? Лабораторная проверка показала: при реакции без участия ферментов квантовый выход световой энергии примерно в 100 раз меньше, чем в ферментативных процессах. Правда, механизм действия пока еще не совсем ясен. Возможно, ферменты служат своеобразными “матрицами”, которые делают молекулы люциферина более жесткими. И поэтому с увеличением жесткости молекул растет и световая «отдача».

Если предположение окажется правильным, то перед нами откроются пути к созданию принципиально новых и весьма эффективных систем освещения.

А листья растений? Мы знаем, что в них из углекислого газа изготовляются “кирпичики’ будущих белков – молекулы углеводов. Но вот что интересно: зеленый лист делает это с помощью световых лучей, которые сами по себе не в состоянии разбить молекулу углекислого газа. Поэтому лист накапливает или концентрирует энергию солнца. Как? К сожалению, механизм процессов фотосинтеза до сих пор остается загадкой. А между тем с ним связаны многие наши надежды на будущее. В том числе надежда использовать солнечную энергию. У большинства полупроводниковых солнечных батарей КПД сегодня ниже 20 %. В зеленом же листе, при малой освещенности, процессы фотосинтеза идут с к.п.д. примерно в 20–25 %. Но с возрастанием интенсивности светового потока эта цифра уменьшается до 2–4 %.