Родион знал, что такая эйфория длится обычно недолго, но что многие только ради нее и бегают – это природный стимулятор. Усталое тело оживает, высвобождая лежащие за порогом усталости резервы, о которых никогда не подозревало, потому что никогда не утомлялось так сильно.

Как устроен человек? Зеленая шкала уюта, за ней – желтая шкала терпимого неуюта, за ними красный сектор боли, который кажется глухой стеной, но за стеной, коль скоро ты ее не побоялся, оказываются сила и легкость. Оказывается, что ощущения испуганного тела были фальшивкой. Слишком рано тело испугалось. И пятой части сил не исчерпало, а уже попыталось задрать ручки.

Сейчас же Родион ощущал себя сверхплотным, как в нырке. Ему, как когда-то богатырю Святогору, чудилось, что будь у земли железное кольцо, он смог бы потянуть за него и перевернуть землю. Находясь все в том же всемогущем состоянии, Родион обернулся и посмотрел на Штопочку. Она выглядела измотанной. Колец для переворачивания земли не искала, а просто переставляла ноги.

– Чего лыбишься? Шагай давай! – сказала она, толкая Родиона в грудь.

Родион обнял Штопочку и поцеловал ее в грязную, соленым потом пропитанную щеку. Штопочка ошеломленно отпрянула и схватилась за щеку, будто ее не поцеловали, а укусили.

– Больной?! А с локтя в челюсть не хо-хо? – спросила она ошалело.

Родион отпустил ее и с места перескочил через поваленный сосновый ствол, через который всего минуту назад перебирался бы, как столетний дед через забор с гвоздями. Правда, на этом вся эйфория и завершилась, поскольку ноги сразу отозвались так, словно он прыгнул в раскаленное стекло. Да и вообще оказалось, что за стволом овражек. Когда Родион, уже без всяких героических козлений, а просто на животе выбрался из него, Штопочка застыло стояла и смотрела куда-то вперед.

– Эй! Ты чего? – окликнул ее Родион.

Штопочка не отозвалась. На ее покрытой засохшей землей куртке плясали две красные точки.

Родион увидел четырех берсерков, стоявших не кучно, как бараны, а со знанием дела рассыпавшихся вдоль тропы. Ему хватило взгляда, чтобы определить, что это были не берсерки-наездники, опасные лишь в связке с гиелами, и не громоздкие шкафы-топорники, а берсерки из отдельного отряда Тилля, отвечающие за наружную охрану базы ведьмарей.

В этот отряд, насчитывающий не больше двадцати человек, отбирались самые опытные разведчики, неделями способные автономно жить в лесах, выслеживая шныров и охраняя внешний периметр. У Родиона с этим спецподразделением были свои счеты. Порой он подолгу подкарауливал кого-то из них – и всякий раз речь шла о том, кто лучше спрячется и увидит врага первым. Расклад простой и жесткий. Промахи в битвах профессионалов не рассматриваются. Когда вероятность промаха высока – тогда не стреляют, чтобы не выдать своего укрытия. А теперь первыми обнаружили их. Надеждой, что можно ускользнуть от берсерков, прыгая между елочками и отбивая руками болты, Родион себя не тешил. Даже до нерпей им сейчас не дотянуться. Они в рюкзаках. Там же и невзведенные шнепперы. Никто не таскает шнеппер заряженным, чтобы он при случайном срыве тетивы не выстрелил тебе в спину.

«Все. Финал», – подумал Родион. Он выдержал до конца. Не сорвался, не свалил. Не бросил ШНыр, хотя столько раз собирался. Возможно, теперь, когда он поймает в лоб болт, его ждет двушка. Ну если верить, конечно, когда-то давно произнесенным словам Митяя, что шныры, оставшиеся шнырами до конца, после смерти переселятся за Вторую гряду. В ШНыре к этим пророчествам относились с осторожностью. Не то чтобы не верили, но предпочитали лишний раз не вспоминать. Никто не писал огромными буквами на стенах «Умри шныром – попадешь за Вторую гряду!» и не дрожал подбородком, читая эти слова. За Вторую гряду мечтали попасть еще при жизни.

Штопочка, на чумазой щеке которой плясала точка лазерного прицела, досадливо отмахнулась от нее точно от мухи. Спокойно уселась на бревно и за кожаный шнурок вытянула из-под шныровской куртки нечто, висевшее у нее на шее. Медленно тянула, с дразнящей медлительностью.

– Ну что, комарики, полетаем? – спросила она.

Пальцы Штопочки на миг разжались, являя миру стеклянный пузырек с широким горлышком. Внутри слабо просвечивало что-то, напоминающее сморщенное яблоко. Главный в четверке берсерков – поджарый, с обветренным лицом парень – шепотом выругался.

– Чего там у нее, Паш? Граната? – без особого страха спросил берсерк, держащий на прицеле Родиона и потому не рискующий поворачивать голову.

Берсерк с обветренным лицом ответил не сразу. Когда же ответил, голос у него звучал хрипло:

– Атакующая закладка!

Считая, что берсерк ошибся, Родион недоверчиво оглянулся на Штопочку. Расхохотался. Он думал, что умрет от болта. Неужели Штопочка все время таскала с собой атакующую закладку?! А если бы она налетела пузырьком на камень, когда они вчера пробирались по оврагам?

– Надеюсь, в ШНыре ты его хотя бы снимала? – спросил он.

Штопочка ухмыльнулась. Родион понял, что вопрос был наивным. Шнурок выглядел так, словно его не снимали годами. Видимо, это было самое первое, что надела себе на шею юная Штопочка, когда немного разобралась, что к чему.

Обветренный берсерк быстро взглянул на Родиона. Кажется, оба они подумали об одном и том же. На уставшем, взмокшем, с растрескавшимися губами лице Штопочки было написано торжество и огромное желание сдернуть с шеи пузырек. Штопочке не решаться приходилось, а сдерживать себя, чтобы не пустить в ход закладку прямо сейчас.

– Ну так чего ждем? Стрелять в меня будем? – спросила она.

– Ты не успеешь! – пробормотал один из берсерков.

– Успеет! – Без спешки, чтобы у целившихся в него не дернулся палец на курке, Родион шагнул вперед и загородил собой Штопочку. Теперь все красные точки перепорхнули на него, и лишь одна металась туда-сюда, пытаясь нашарить Штопочку, но цепляя лишь плечи ее куртки.

– Давай! – приказал Родион. – О землю не бросай – спружинит! Ударь о камень или о дерево! Только быстро!

– Стой, парень! Не пори горячку! – крикнул берсерк с обветренным лицом. Он не был трусом, но мысль, что два измотанных шныра, все имущество которых легко поместилось бы в один мусорный пакет, утащат его на тот свет, пугала его.

«Этим отмороженным на все наплевать!» – подумал берсерк, и ему вдруг как-то само собой вспомнилось, что дома его ждут красавица жена и маленькая дочка. И что через неделю у него отпуск. Уже куплены билеты на тихий океанский остров, где жители и зимой и летом ходят в шортах и ездят на военных американских «Виллисах» пятидесятилетней давности. Эти «Виллисы» хранились законсервированными на какой-то военной базе, а потом их попросту списали и продали, поскольку никакая машина, даже бережно хранимая, с годами не становится новее.

А еще вспомнилось берсерку, что командиром четверки он стал всего месяц назад и еще ни разу не получал псиос по новому, командирскому окладу. С псиосом были перебои, и Тилль предупредил, что вместо псиоса на этот раз могут выдать обычные деньги. Новенькие крепкие пачки, перетянутые банковскими лентами. Ну деньги и деньги, пусть будут деньги. Таких пачек немало в хранилищах форта Долбушина. Магией они не обладают, но чудеса все равно творят. Если немного подкопить, то можно купить небольшую уютную квартирку и не снимать больше жилье.